Если проткнуть глобус. Том 1. Ольга Анатольевна Гронская

изреки нам тогда, – мне уже хочется узнать его поближе, понять, что за человек и кто он вообще.

      Саша будто читает мысли:

      – Я художник.

      – В смысле? – изумляюсь я и тихонько переглядываюсь с Людой, типа «уже начинается интересное», – Настоящий?

      Санька реально начинает хихикать:

      – Настоящий, самый настоящий.

      – Круто, – уважительно принимаю я новость. – Поэтому «Девушка» немного смешит? С точки зрения профессионала?

      – Есть немного. Нет, картина хорошая, – искренне говорит Саня, щадя наше самолюбие, черт возьми, деликатный человек все-таки.

      – Энергетически хорошая.

      – Так это и главное, – не сдаюсь я.

      – Да, – оппонент, как всегда, не перечит, – Но это как талантливая, сельская самодеятельность. Хобби. Любое произведение выигрывает, когда сочетается передача с профессионализмом.

      Кто бы спорил.

      – Например, вот здесь, – Саня показывает перспективу подобия улицы, – надо исправить построение, а здесь цвет "не при чем".

      Наблюдаю за Сашей, да, профессионал просвечивает, без сомнения.

      Я вижу, что он хочет все-таки немного обозначить себя, но абсолютно не имеет цели охаять другого художника и превознестись. Словно что-то сдерживает внутри, наподобие горечи, как будто наскучался, но не желает в этом признаваться и гонит дурацкое чувство потребности. Как девку, которая по глупости бросила, а теперь хочет вернуться.

      – А ты как сейчас здесь? Не пишешь или бывает? Как вообще с этим делом, с профессией в Мексике? – Люда тоже почувствовала умерщвляемую Александром тягу.

      – А никак. Не пишу. Здесь это не востребовано. Впрочем, там тоже не востребовано. Тут мне нравится туристов по каналам возить на лодке. В местечке Сочимилько, это на окраине, сеть каналов древними индейцами созданная сохранилась. Острова, лес кругом. Такое место! И деньги сразу.

      – Но ты же работал после окончания училища, писал, выставлялся? – я тоже пытаюсь выяснить тропу миграции индивидуума из художников в гондольеры.

      – И писал, и выставлялся, и в школе преподавал детям. И рекламой занимался. Не вышло из меня великого художника.

      Я смотрю на Саню, почему-то думается, что как раз вышел, только сказать некому было в нужную минуту.

      – А потом, – продолжает он, – решил свободу поискать, а где как не в Мексике это делать. И сбежал шесть лет назад. Настоящую жизнь поглядеть.

      – И как? Увидел?

      – Так да.

      – И что в твоем понимании «настоящая жизнь», поведай, плиз, заинтриговал, если что, – прошу я.

      И Саня, достаточно воодушевленно, делится, что снимает комнату в хостеле на окраине того Сочимилько. Там нет особых удобств, а спать приходится на коврике на цементном полу иногда, где очень холодно, и контингент, …лучше всуе не поминать. Это вот она и стоит сто двадцать песо за неделю. То есть примерно всего четыреста наших рублей.

      И именно это Саня считает настоящей жизнью. Преодоление трудностей и почти полное отсутствие