Ботинки, полные горячей водкой. Захар Прилепин

продают.

      – Да пошел ты.

      – Тормози, приехали. Вон стоит наша красотка. Запомни, Рубчик, эту минуту. Так начинался большой бизнес, сделавший нас самыми богатыми людьми в городе.

      Белолобый, в обильных родинках продавец для такого важного случая принарядился и вышел из дома в пиджаке, который, видимо, надевал последний раз на выпускном. На ногах, впрочем, были калоши.

      Братик воззрился на продавца иронично, и глазами перебегал с одной родинки на другую, словно пересчитывая их. Казалось, что от волнения у продавца появилось на лице несколько новых родинок.

      – Эко тебя… вызвездило, – сказал братик.

      – А? – сказал продавец.

      – Считай, – сказал братик, и передал деньги.

      Рубчик в это время мечтательно обходил «копейку», и было видно, что с каждым кругом она нравится ему все больше.

      Поглаживая ее ладонью по капоту и постукивая носком ботинка по колесам, Рубчик улыбался.

      Продавец все время путался в пересчете денег и переступал с ноги на ногу, торопливо мусоля купюры. Потом убрал их в карман.

      – Чего ты убрал? – спросил братик. – Все правильно?

      – Все правильно, – быстро ответил продавец. И добавил: – Дома пересчитаю.

      Он смотрел куда-то поверх братика и делал странные движения лицом, от чего казалось, что родинки на его лбу и щеках перебегают с места на место.

      Братик обернулся. Ко двору шло несколько парней, числом пять, нарочито неспешных и старательно настраивающих себя на суровый лад.

      Рубчик по-прежнему улыбался, и выглядел так, словно рад был грядущему знакомству, хотя мне казалось, что для веселия нет ни одной причины.

      Подходящие начали подавать голоса еще издалека. Всевозможными междометиями они приветствовали продавца «копейки», но тот не отзывался.

      – Ключи дай, – сказал братик спокойно. Он всегда быстро соображал.

      – А? – спросил белолобый.

      – Ключи. От машины. Дай. – И протянул ладонь.

      В нее легли нагретые обильно вспотевшей рукой белолобого ключи.

      Братик, по всей видимости, осознавал, что мы сейчас можем легко свалить, оставив белолобого разбираться с деревенской братвой – но так вот сразу, после покупки, бросать продавца ему, видимо, не желалось.

      Не по-людски это.

      И мы дождались, когда гости подошли и встали полукругом – руки в карманах телогреек, телогрейки надеты либо на голое тело, либо на грязную майку. Август был, я же говорю.

      Рубчик вытащил из кармана коробок спичек и подошел к нам, оставив «копейку». Я знал, зачем он вытаскивает коробок, я уже видел этот номер. Он сейчас будет им тихонько трясти, и поглаживать его в своих заскорузлых пальцах, а потом, в какой-то момент, легким, не пугающим движением подбросит вверх. Пока стоящий напротив него будет сопровождать глазами полет коробка, ему в челюсть влетит маленький, но очень твердый кулак Рубчика.

      Рубчик мог бы еще после этого фокуса поймать коробок, но он не любит дешевых эффектов.

      – Ну что, лобан, созрел? – спросили пришедшие нашего