Еще один некромант 3. Прыжок назад. Дмитрий Леонидович

всё, – по-прежнему не рассчитывая на ответ сообщила она. – Теперь у меня обед. Вы же не против, больной?

      Девушка вышла и вернулась с пластиковыми коробочками.

      – У вас, больной, очень уютная и спокойная палата, – доверительно сообщила она. – С вами кушать гораздо приятнее, чем в комнате персонала.

      Медсестра с аппетитом уплетала какой-то салатик. Потом открыла десерт. Я почувствовал запах клубники.

      – Я читала, больной, что людей в вашем состоянии могут разбудить знакомые вкусы. Сейчас я дам вам попробовать клубнички.

      Девушка откусила кусочек ягоды, пальчиком приоткрыла мне губы и сунула надкушенную ягоду между ними. Я не удержался, обхватил клубнику губами и втянул ее в рот.

      Девушка распахнула от удивления глаза.

      Я прокашлялся и сумел просипеть пересохшим горлом:

      – Спасибо. Вкусно.

      – Ой! Вы очнулись! Я сейчас позову…

      – Стоять! – девушка замерла в прыжке. – Не торопись никого звать.

      – Надо сказать лечащему врачу.

      – Не торопись. Лучше расскажи, где я и что со мной.

      Разговаривать мне было сложно – отвык не только говорить, даже думать на русском. Я слушал девушку и постепенно язык возвращался.

      * * *

      Сейчас я находился в Институте Нейротравм.

      Привезли меня сюда уже после того, как в другой больнице стабилизировали после аварии. Моя медицинская карта была толщиной с «Анну Каренину». Несколько реанимаций, большая потеря крови, множество операций. Собранные из кусков кости ног и таза. Удаленные органы брюшной полости. Дырка в черепе, через которую удаляли гематому. И сломанный позвоночник. Вишенкой на торте – кома, потом – год в состоянии овоща.

      Кости уже срослись, внутри тела осталось несколько титановых пластин и искусственный бедренный сустав. Повреждения внутренностей требовали пожизненной диеты. А повреждение спинного мозга гарантировало паралич нижней половины тела.

      – Эпично! – подвел я итог рассказа о повреждениях.

      Девушка спрятала глаза и принялась меня утешать.

      – Не надо меня жалеть. Лучше скажи, почему я тут оказался, и кто за меня платит.

      – Не знаю. Я думала, родители.

      – Родители – это вряд ли, – пробормотал я. – Зовут-то тебя как?

      – Юля, – засмущалась медсестра.

      – Бенек. В смысле – Андрей, но для тебя – Бенек. Ладно, Юля, зови врача. А после заходи поболтать.

      * * *

      Вокруг меня началась суета.

      Лечащий врач в первую очередь провел опрос, хотел протестировать мою память. Память работала. Он удивлялся. Говорил, что больные в моем состоянии обычно теряют память, часто даже приходится заново учиться говорить и пользоваться ложкой.

      Скоро появился седой дядька с глазами убийцы. Если бы я увидел его в Том Мире, решил бы, что он мой собрат-наемник, в старости перешедший на службу городским палачом. Его крупные сильные руки хирурга и холодный взгляд вызывали именно такие ассоциации, и даже добрые морщинки вокруг глаз не меняли впечатления. Он