Юмористические рассказы. Надежда Тэффи

Дэзи женщина с крестом.

      Дэзи вспыхнула, но руки у нее словно сами поднялись и запрятали под косынку тщательно подвитые локончики.

      – Умывальник в углу. Потом идите сюда скорее, держите ему ногу.

      Дэзи держала ногу, над которой возился доктор. Она чувствовала, как дрожит эта нога мелкой дрожью страдания, видела капли пота на лбу доктора и красное пятно на его щеке.

      Раненый не стонал, а только тяжело дышал и вдруг, слегка повернув голову, посмотрел на Дэзи.

      – Спасибо, родная, спасибо, желанная, хорошо держишь. Так-то мне лучше, как ты держать стала.

      Голос у него был слегка сдавленный, жалкий и ласковый; говорок на «о».

      – Лежи тихо, лежи тихо! – прикрикнул доктор.

      Дэзи смотрела, как доктор старался ухватить длинными щипцами что-то там в глубине раны.

      – Там пуля? – робко спросила она.

      – Пуля, – отвечал доктор. – Очень трудно извлечь.

      И Дэзи долго держала эту тихо дрожащую страданием ногу, и когда раненый охнул, она тихонько погладила его и шепнула:

      – Ничего, ничего…

      Каждое вздрагивание его она чувствовала и на каждое отвечала какою-то новой напряженной нежностью своей души, и когда, наконец, облегченно вздохнув, доктор показал ей на своей окровавленной ладони круглую черную пулю, она вся задрожала радостью и еле удержалась, чтобы не заплакать.

      – Господи, счастье какое! Господи, счастье какое!

      Потом, когда раненый уже лежал на своей койке, усталый, но довольный и спокойный оттого, что и страх, и страдания уже кончились, Дэзи подошла к нему и молча улыбнулась. Улыбнулся и он простой детской улыбкой серенького, рябенького, бородатого мужичонки.

      – Это ты, желанная, ногу мне держала? Спасибо, родная. Очень мне от тебя легше стало, сестричка моя белая.

      Дэзи позвали к телефону.

      – Это очень хорошо, что вы в лазарете, – свистел в трубку Вово Бэк. – C’est très bien vu в высшем обществе. Воображаю, как все раненые в вас влюбляются.

      Дэзи, не отвечая, тихо повесила трубку и тихо, но решительно, словно навсегда, отошла от телефона.

      Подошла к своему рябому мужичонке и, не поднимая глаз, словно по глазам мог бы он узнать, что она сейчас слышала, нагнулась к нему.

      – Тебе хорошо?

      – Спасибо, родная.

      – Как тебя зовут?

      – Митрий Ящиков.

      – Спасибо тебе, Дмитрий, что тебе хорошо. Я сегодня счастливая, а я еще никогда не была… Это я оттого, что тебе хорошо, такая счастливая.

      И вдруг она смутилась, что, может быть, он не понимает ее.

      Но он улыбался простой, детской улыбкой серенького, рябенького, бородатого мужичонки.

      Улыбался и все понимал.

      Неделикатности

      Журфикс был в полном разгаре.

      Молодой моряк – душа общества – декламировал, импровизировал, читал Бальмонта под собственную музыку:

      «Я в мир-р пришел, чтоб видеть солн-н-це!»

      Вдохновенно ворочал круглыми глазами и под конец прочел свое собственное стихотворение, до такой