Юмористические рассказы. Надежда Тэффи

сказал генерал, – ассигновку можно выдать сегодня, а расчет мы потом присоединим к делу. Ведь там же все ясно!

      – Нет! – тоскливо упорствовал Лаврюша. – Это будет не по правилам. Этого мы сделать не можем.

      Генерал усмехнулся и обратился к Николаю Ардальонычу:

      – Уж простите, господин Вербин. Видите, какие у меня чиновники строгие формалисты! Придется вам сначала представить все, что нужно, по форме…

      – Ваше превосходительство! – взметнулся Николай Ардальоныч.

      Тот развел руками.

      – Не могу! Видите, какие они у меня строгие.

      А Лаврюша ел приятеля глазами, и зрачки его кричали: «Молчи! Молчи!»

      В коридоре Лаврюша нагнал его.

      – Ты не сердись! Я сделал все, что мог.

      – Спасибо тебе! – шипел Николай Ардальоныч. – Без тебя бы я ассигновку получил…

      – Дорогой мой! Но ведь зато ему теперь и в голову не придет, что в душе я горой за тебя. Сознайся, что я – тонкая штучка!

      А генерал в это время говорил своему помощнику:

      – Знаете, не понравился мне сегодня наш Лаврентий Иваныч. Оч-чень не понравился! Странно он себя вел с этим своим приятелем. Шушукался в коридоре, потом отрекся от всякого знакомства. Что-то некрасивое.

      – Вероятно, хотел взятку сорвать, да не выгорело – вот он потом со злости и подгадил, – предположил генеральский помощник.

      – Н-да… Что-то некрасивое. Нужно будет попросить, чтобы этого бойкого юношу убрали от нас куда-нибудь подальше. Он, очевидно, тонкая штучка!

      Дэзи

      Дэзи Агрикова с большим трудом попала в лазарет.

      Во-первых, очень трудно было устроиться на курсы сестер милосердия. Везде такая масса народа, и все как-то успевали записаться раньше Дэзи Агриковой, и везде был полный комплект, когда она приходила.

      Наконец нашлись какие-то курсы, куда она попала вовремя. Но принимавшая запись барышня с флюсом предупредила честно и строго:

      – Прав никаких. Определенных часов для лекций нет.

      Дэзи все-таки записалась и стала ходить. Проходив недели четыре и не получив ни прав, ни свидетельства, Дэзи Агрикова стала хлопотать о поступлении в лазарет.

      Было трудно. Никуда не брали. Везде переполнено.

      А знакомые дразнили вопросами:

      – Вы где работаете? Я в N-ском лазарете. Полтораста раненых. Масса работы. Я на лучшем счету.

      – Вы в каком лазарете? Как ни в каком? Да что вы! Теперь все в лазарете – и княжна Кукина, и баронесса Шмук.

      – Вы не собираетесь на передовые позиции? Я собираюсь. Теперь все собираются – и княжна Шмукина, и баронесса Кук.

      Дэзи Агрикова стала врать. Стала говорить, что работает, а где, это секрет, и что едет на передовые позиции, а когда – секрет и куда – секрет.

      Но потихоньку плакала.

      Было как-то неловко. Неприлично.

      Чувствовала себя как купеческая невеста, не играющая на рояле.

      Приходил Вово Бэк и шепелявил, неумело затыкая под бровь монокль:

      – Неужели вы еще не работаете в лазарете? Теперь необходимо