Мезон Санкт-Петербург и Голландские миниатюры о Петре Первом. Цецен Алексеевич Балакаев

каком он месте и сохранился ли.

      Хозяин поражённо уставился на меня, затем порылся на полке и извлёк на божий свет большой альбом многовековой давности – «Иллюстрированные виды загородного имения Мезон Синт-Петерсбург, в провинции Утрехт, в цвете, на 16 листах. 1717».

      – Это совсем не домик! Домик царя Петера в Заандаме, а у нас – запомните вы и все русские – у нас, в Русланде – было загородное имение под названием Синкт-Петерсбург! Знайте! И запомните!.. Впрочем, его уже давно нет. Но вы сможете написать здесь самые прекрасные пейзажи, включив в них эти картинки, срисованные с натуры. Если остановитесь у меня.

      – Вы правы, менеер де Вильт. Вы подсказали мне прекрасную идею. Перфект. Сколько я должен заплатить за комнату?

      – Полторы тысячи гульденов.

      – Боже мой! Сколько, менеер де Вильт?

      – Пятнадцать сотен флоринов.

      Для верности он написал цифру на отрывном листке.

      – Это очень и очень дорого. Ведь в Амстердаме можно найти комнату за пятьдесят или сто гульденов, а в самом центре напротив королевского дворца за двести-триста пятьдесят. В крайнем случае – за пятьсот.

      – Это в Амстердаме! Там роятся тысячи туристов. Вы не понимаете суть. Ведь у нас парадиз. Я вам сейчас покажу.

      Де Вильт замкнул кассу и повесил на двери табличку «Закрыто».

II.

      Мы вышли из сельпо и протиснулись через узкую калитку между домом и мостом через канал. Крутая деревянная лестница – трап – вывела нас наверх, на крышу. Войдя в просторную полутёмную мансарду, я упёрся взглядом в большое вычурное сооружение напротив входной двери, которое принял за старинный камин. Стены мансарды образовывались крутыми скатами крыши. Всё внутри было захламлено мольбертами, холстами, коробками с красками и прочим художническим скарбом. На дюжине высоких старинных треногах – пюпитрах под пыльными пологами угадывались картины.

      На торцах мансарды было по большому окну – правое выходило на знакомую мне площадь, а левое на задний двор. Хозяин поднял раму окна на площадь, закрепив её длинным тонким медным штырём на цепочке. Внутрь пахнуло свежим воздухом. Сверху площадь была как на ладони. Крыши бара и банка покрывал зелёный мох, не видный снизу. Также взору открылась колокольня церкви с высоким шпилем, увенчанным золочёным крестом с королевской короной.

      – Ваша церковь католическая? – спросил я хозяина.

      Словно бы услышав неприятное слово, мой собеседник перекрестился.

      – Мы все протестанты. Наша церковь возведена королём Виллемом Вторым в знак примирения протестантов, – хозяин показал рукой в направлении Амстердама, а затем в сторону Утрехта, – и католиков. С тех пор всё осталось без изменений. Но это не главное для вас. Посмотрите на пейзаж с другой стороны дома.

      С этими словами он подошёл ко второму окну и поднял раму.

      – Вот сюда садитесь и смотрите. Вы всё поймёте сами.

      Перед окном стояло большое кресло эпохи рококо, обитое жёлтым набивным шёлком. Я устроился в нём, положив руки на резные подлокотники, и устремил взгляд вдаль. Это было некое заколдованное место, открывающее