Штормило! Море волнующих историй. Елена Чиркова

в водолазке и в шерстяных носках, накрытая чужим пледом, душу мою охватила смута.

      Я чувствовала себя виноватой.

      Как будто сделала что-то плохое.

      «Но что? – мучительно думала я. – Вечер прошёл пристойно. В чём же дело?»

      И тут я представила себе вот что…

      Сейчас проснётся Вовка. Нальёт мне кофе. Принесёт на блюдечке кусочек яблочного штруделя. С корицей и капелькой мёда… И, конечно, с ванилью!

      Я буду есть и пить. А Вовка будет смотреть мне в глаза. Ловить каждое моё слово.

      А я… Что я?

                                          * * *

      «А я сейчас же должна отсюда свалить», – решила я, резко скинула с себя плед, поднялась с дивана. Стянула носки, сунула их в сумку, стоящую в коридоре, оделась и очень тихо вышла из приютившей меня в новогоднюю ночь Вовкиной квартиры.

      Я агрессивно шагала по городу.

      А слово «втроём», словно вирус, подхваченное мной накануне, свербящей ноющей болью оседало глубоко в ушах и в раздражённом горле.

      Я трясла головой.

      Плевала в снег заражённые слюни.

      Я хотела от слова «втроём» поскорее избавиться.

      «Вовкина забота блестит, как липкая паутина на дереве, – зло думала я, – а я – безмозглая Муха-Цокотуха, пляшу под дудку Вовки-паука за яблочный пирог… А паучок уж потирает лапки: «Попалась, милая… попалась».

      Мне стало жаль себя.

      Я подозревала Вовку в нечистоплотных помыслах. Мне казалось, он хочет использовать меня как бесплатную няньку для своего больного сына.

      Зачем я связала себя знакомством с этим человеком?

      Ведь Володька мне даже не очень-то и нравился.

                                          * * *

      – Ты фотки свои у меня оставила, – сказал мне Володька, позвонив днём.

      – Извини. Я спешила, – выкручивалась я, – у меня статья срочная.

      – Ладно… У тебя будет повод зайти ещё раз.

      – …Ты извини… мне писать нужно.

      – Влад привет тебе передаёт.

      – И ты ему передай.

      О Владе я старалась не думать. Мысли о больном бледном мальчике с горбом на груди вселяли в меня ещё большую панику, чем мысли об его отце.

      Я решила спасаться.

                                          * * *

      Я отыскал начальника. Им оказался мосластый высокий англичанин.

      Под козырьком бейсболки его глаза (уже давно не молодого человека) метали гром и молнии. Начальник яростно «собачился» с трудягами местного «разлива» на их языке. Те слушали молча, рассеянно поглядывая на уложенную ими (похоже, не вполне искусно) тротуарную плитку.

      Я поздоровался.

      На неуверенном английском объяснил, что вчера заселился во-о-он в ту квартиру, и ткнул я пальцем в сторону окна своей холостяцкой дыры.

      – Окей, окей, – одобрительно покачал головой начальник, в секунду сменив гнев на милость.

      – Вообще-то, SOS! – не согласился я. И с жаром поведал о том, что меня одолел лишайный котёнок, что я не хочу подцепить ненароком заразу и на дух не переношу