Учитель. Кем бы ты ни родился, всегда есть шанс изменить свою судьбу. Анжелика Рэй

она это на удивление правильно.

      – Взаимно, – ответил я ей тоже по-алисси́йски, и по недоумению, отразившемуся на ее лице, понял, что это выражение было ей неизвестно. Поняв, что она только что столкнулась с ранее не знакомым словом, Софи пришла в странный буйный восторг, – я говорю «странный», потому что мне непонятно, как такой факт может вызвать такие эмоции.

      – Кла-а-асс! – протяжно запищала она, хлопая в ладоши. Я поморщился.

      – А как вас зовут? – спросила она на родном языке. Мне понравилась ее прямолинейность.

      – Я Рысь из семейства Танэльс, младший сын, – ответил я.

      – Класс! – опять криком провозгласила Софи. Я уже стал подозревать проблемы в эмоциональной сфере, но тут она выдала такое, от чего я совершенно опешил:

      – Хочу, чтобы вы называли себя Софи, а я буду называть себя Рысь! Софи нравится это имя!

      – Софи, что за причуды! – одернула ее бабушка.

      Но Софи только картинно заныла, как капризный ребенок, и затопала ногами, повторяя:

      – Хочу, хочу, хочу! Пусть я буду Рысь, а он Софи!

      – Нет, Софи, так не пойдет! – сказала Мари. – Господину Танэльсу это не понравится. Перестань кривляться!

      Я часто заморгал, пытаясь осознать, что вообще происходит.

      – Извините, господин Танэльс, – сказала мне Мари, попросив домработницу пока увести внучку. – Софи у нас сложный ребенок, но если к ней привыкнуть, вы увидите, что она очень способная ученица.

      Другой на моем месте, скорее всего, вежливо улыбнулся бы в ответ, но не таков был я. Не мог я изображать вежливость, когда какой-то пятилетний человеческий ребенок только что попытался присвоить себе мое родовое имя, как будто я шут гороховый и надо мной можно потешаться.

      – Простите, мадам Шанхольц, – услышал я собственный глухой голос, – но боюсь, я не смогу преподавать вашей внучке.

      Я быстро поклонился и направился к выходу.

      – Как же так? Господин Танэльс! Господин Танэльс! – услышал я летящий мне вдогонку растерянный голос. Но я не оборачивался. Швейцар на входе открыл мне дверь, и я вышел.

      Уж не знаю, что обо мне подумала Мари Шанхольц, но, оказавшись на улице, я почувствовал себя лучше. Какая-то часть меня была очень рада, что мне не придется иметь дела с Шанхольцами. Но была еще и другая часть меня, которая вдруг стала меня распекать: «Ну и что ты наделал? Что теперь скажет брат? Вот как ты ему расскажешь, что провалил собеседование и испортил отношения с Шанхольцами?» «Да, но это не моя вина, – не соглашалась моя другая часть. – Кто вообще станет мириться с таким отношением?»

      От тяжелых мыслей у меня разболелась голова. Я чувствовал, что нужно остыть и на что-то переключиться. Ноги сами меня привели к ближайшему трактиру, который приветливо переливался огнями и манил запахом вкусной еды.

      Я зашел внутрь и сел за барную стойку. Рассчитав, сколько будет стоить еда и выпивка (брат дал мне с собой немного денег), я сделал заказ. Пока я ждал, рядом со мной