Снегурка. Новая сказка. Павел Грюнмайер

молодец – на пне

      царь сидит в себе смущён,

      тем, что не на троне он.

      Из-за пня топор достал,

      в ноготь сталью побренчал,

      да и двинулся к нему,

      ухмыляясь в бороду…

      А по небу, на Орлице,

      на двуглавой сильной птице,

      в окруженье сфер небесных,

      сразу видно из неместных,

      обалденной красоты…

      (вот бывают в сказках сны)

      Восседает… Да… Она…

      Чудо девица-краса!

      Кто такая, я не знаю,

      это мы поймём потом,

      но уж жженье вызывает

      в сердце несмотря на сон.

      У Орлицы два седла.

      Ванька к ней взлетел: «Ура!»

      Хвать и девицу обнял.

      Чмок – её поцеловал…

      Бум! – и вдруг от сна очнулся,

      поперхнулся, встрепенулся,

      почесал себя кругом,

      огляделся: «Ну и сон…

      Что ж причудилось то мне?

      Будто я сижу в кремле?!

      Трон… в ушах ещё динь – дон…

      и девица!.. Ну и сон?!»

      За окном пурга гудит,

      печь остыла, кот не спит…

      Дров решил Иван набрать,

      да опять нырнуть в кровать,

      прыг на двор, а там метель,

      ходуном качает ель,

      дует так, что не видать,

      как в избу попасть опять…

      Хоть дрова он и набрал

      и тулуп не потерял,

      но на ножках молодецких

      всё ж в ветру́ не устоял.

      За ворота, в бурю, в ночь

      Ваню тёпленького прочь,

      Вьюга, слушаясь приказа,

      погнала, уж не помочь…

      Влево?.. Вправо?.. Прямо?.. Вспять?..

      – Где я? Где избу искать?

      Неужели, юным сгину?

      Ну, метёт, ядрена мать.

      Пол он ночи проходил,

      выбившись вконец из сил

      в поисках своей избы,

      в лес забрёл версты за три.

      Снег утих. Притих и ветер.

      Вдруг на склоне он приметил,

      там, где ёлки как сугроб,

      будто кто-то там идёт:

      «Еле, еле тащит ноги.

      Нету что ли там дороги?

      Весь укутан – нету рожи…

      Эй, ты кто? Ответь, прохожий.»

      Тут прохожий застонал,

      да платочек дряхлый снял.

      Посмотрел он на Ивана,

      тот и обмер: «Это ж дама!

      Это ж, как её – девица…

      Хороша ль? Да нет, не снится.

      Без мехов и без тулупа,

      и грязна, и смотрит тупо.»

      А девица-та, ему говорит:

      «Здесь, на ветру,

      видно, нынче уж помру.

      Холод, голод, негде спать, -

      и давай в него чихать,

      шепчет, – добрый молоде́ц,

      разбогатенький купец,

      поделись ты от добра,

      что в кармане у тебя.

      Дай мне лишь совсем немного.

      Дай мне рублик серебра.

      И не пялься ты так строго,

      он в кармане у тебя.»

      Удивление Ивана

      утонуло в дне кармана:

      «Что ты?! Бедная девица,

      я могу перекреститься,

      что такого капитала

      год