На грани. Кэтрин Болфинч

шагом.

      Я остановилась около дверей в приемную. Тяжело дышала, пытаясь прийти в чувство. А затем вошла внутрь, сдерживая чувства где-то глубоко в душе.

      – Мисс Эттвуд! – воскликнула Анна за приемной стойкой.

      – Что произошло? Как она? – я вцепилась в столешницу пальцами, сжимая до такой степени, что, казалось, еще немного, и она вовсе треснет под моим натиском.

      – Сейчас в реанимации с ней лечащий врач, – мягко ответила девушка, пытаясь успокоить меня.

      – Что произошло?

      – Показатели подскочили, легкие перестали пропускать воздух, медсестра вовремя проходила мимо. – Анна вышла из-за стойки, коснулась моего локтя в поддерживающем жесте.

      – Можно к ней?

      – Боюсь, что нет, состояние все еще нестабильное. Но ты можешь подождать здесь, – она кивнула на кресла позади. – Мадлен, все худшее уже позади, – я вяло кивнула, будто на меня только сейчас опустилось осознание всего происходящего. До этого я словно смотрела фильм и сопереживала героям, а сейчас поняла, что это моя реальная жизнь. Маме реально было плохо. А я могла реально ее потерять.

      Я опустилась на железное кресло. Запустила пальцы в волосы, сжав их у корней. С превеликим удовольствием выдернула бы себе их все, лишь бы уменьшить боль. Что-то внутри с треском рушилось. Вся та смелость и холод, которые я возводила много лет в себе. Все это падало вниз, пропуская чувства. И слезы. Они лились, кажется, нескончаемым потоком. Хотелось рвать и метать, кричать, набрасываться на врачей за то, что они ничего не делают. Просто ходят и сочувственно смотрят на сгорбленную спину молодой девушки. Одну из многих. А большего они и не могли дать. Только сочувствие и жалость, которые мне не нужны даже бесплатно. Худшее чувство в мире– жалость. Его чувствуешь обычно перед тем, как раздавить паука или отнять жизнь у несчастного комара. Вот только я не насекомое. Мне жалость ни к чему.

      Я откинулась на спинку неудобного, впивающегося в позвоночник кресла. Господи, почему ты забираешь у меня и ее? Чем я заслужила твое неудовольствие? Твой гнев? Скажи, за что ты меня наказываешь? Где я так согрешила, что ты отнимаешь у меня двух родителей сразу? Смогу ли я прожить без нее? Говорят, что ты не посылаешь тех трудностей, с которыми человек не справится, но я точно знаю, что уйду вслед за ней.

      Помогут ли маме мои молитвы? Помогут ли они мне? Ведь этим занимаются родственники больных? Надеются на чудо и вездесущего щедрого Бога, а получают только горе и отчаяние. Вот такая жизнь– не то, что счастья не чувствуешь, а лучше бы ее и вовсе не было. Может, проще не рождаться никогда?

      Глава 5

      Всю ночь не могла сомкнуть глаз. Не из-за неудобных железных кресел, а из-за страха, сжимающего внутренности до такой степени, что откушенная акулой нога оказалась бы легкой болью. Отчаяние впивалось занозами под кожу, оставаясь на виду, но причиняя дискомфорт. И достать его нельзя. Оно только глубже уходило внутрь, прячась от покрасневших и опухших глаз. Будто бы дразнило, заставляя