Одна. Георгий Мо

что ж! Sí, sí. От души, так от души! Давай за твою новую жизнь!

      – Жизнь у меня все та же. Но мне все равно уже, кажется, за что пить. Я достаточно пьян.

      – Ты мне так и не ответил про наследство!

      – Да что вы пристали ко мне с этим наследством?! – еще больше злился я.

      – Вы?! Кто это вы, perdón?

      – Да все! Все вы!

      – Успокойся! – он тронул меня за плечо излишне жеманно.

      – Ты, правда, достал меня со своим наследством! И со своим гомосексуализмом!

      – Ты что, гомофобом стал, как и твой папаша?! Это что, тоже передается воздушно-капельным путем от отца к сыну? Это так бесит?!

      – Меня не бесит, что ты любишь мужиков! Меня бесит, что ты всю свою жизнь прячешься от этого, а потом, как ни в чем не бывало, начинаешь по теме или без всовывать свои гейские замашки или обижаться на мои подколы, словно неуместные!!! А деньги… Ты прав, это первичный половой признак мужчины! Но когда ты – не мужчина, тебе и деньги не помогут!!! Ты что решил?! Решил, что, заработав много денег, ты станешь лучше?! Что ты состоишься как мужчина, если ты станешь одеваться в дорогом магазине и ездить на этой хреновой тачке за более чем тридцать лямов?! Ты считаешь, что и ростом вытянешься и омолодишься?! Ты считаешь, что станешь привлекательнее для кого-то в целом или кого-то конкретного?! Быть геем, но остаться в итоге конченным пидором по жизни – видимо, будущая твоя участь!!!

      Но тот, на кого была направлена моя пламенная речь, не сразу отреагировал. Он даже не изменил позу, в которой релаксировал с бокалом алкоголя, как будто благословлял меня наносить ему оскорбления столько, сколько я считаю нужным. Изменение коснулось только его лица – на нем нарисовалась ожесточенная улыбка, но без укора. Хотя меня это пугало. Ведь раньше он точно бы сорвался с места и закричал, что не намерен терпеть оскорбления.

      Только после того, как я закончил минутный язвительный монолог, он аккуратно поставил бокал на журнальный столик и изменил позу, опустив взгляд в пол. Но не из-за слабости характера и не потому, что ощущал себя сильно провинившимся, как мальчишка, еще недавно руганный строгой матерью, а потому, что обидные слова попали в самую точку.

      – Ты прав, Рустем. Во многом прав, – наконец он вступил со мной в диалог. – Я, скорее всего, сильно испорчен деньгами. Для меня – это способ самоутвердиться. Пусть так! Пусть роль денег в моей жизни огромна, я был ранее готов и готов сейчас почти на все ради этого удовольствия! Но вот в одном ты точно не прав! Ты ничего не знаешь о моей личной жизни! И не имеешь права говорить об этом! И ты можешь ухмыляться сколько тебе будет угодно! Ты можешь считать меня тем, кем посчитаешь правильным! У тебя было много возможностей сформировать обо мне устойчивое определение! С самого раннего детства! Ведь так?! И отец твой помогал в этом.

      – Ты все время тыкаешь мне отцом. Ты можешь поговорить со мной без того, чтобы приплетать его? Его больше нет! И не стоит говорить о нем!!!

      – Мне все равно, – потеряв горячность в голосе, заявил Вася с не присущей ему откровенностью. – Для меня его не существовало