Мицелий. Софья Ковыль

– рабы.

      В Древнем Риме патриций не мог быть палачом: лишь рабом.

      И Сега, конечно, не был патрицием – рожденный в рабстве, он бы ходил в грубом холсте, рвал пасти львам и насиловал жен своего хозяина… или дочерей. И ее: как жену, или наложницу, или дочь. Или в Риме не было многоженства?..

      – Фу, блин…

      – Что такое? – Паша почти испуганно посмотрел на нее, в его руках замер ёршик.

      – Да ничего.

      – А если честно?

      – Да в голову мысли лезут всякие, того, странные.

      – Расскажешь? – он улыбнулся, положил на бок голову, подставив ухо солнцу.

      – Тебе не понравится, – сказала, не продолжив: «ведь ты был в них рабом где-то на границе Англии шестнадцатого века и Древнего Рима».

      С историей Даша, к сожалению, не дружила.

      Наконец, разобралась с очередной пробиркой, зажала скобу, выпустив из десятилитровой банки струйку дистиллированной воды, сполоснула, поставила на сушку.

      Лабпосуды оставалось не так много. Тем более, скоро время поливать грибницы.

      Минута.

      Пять.

      Десять.

      Сергей Гавриилыч зашел не здороваясь, поставил рядом с раковиной картонную коробку с грязным, разной формы стеклом – удар коробки о стол передался стеклу, то ответило коротким звоном – сказал:

      – Это потом помоете, идите намешайте буфера и растворы для ПЦР’ки. Концентрации как обычно, буфер ноль-два-молярный, фосфатный.

      И ушел, хлопнув дверью. Даша поежилась, все ждала, когда он вернется и задушит ее курткой, что она обнимала, но, кажется, все было как обычно. Даже странно.

      – Сега, конечно, как всегда.

      – А что, он должен говорить тебе «пожалуйста»?

      Паша сморщил нос, по непередаваемому сочетанию эмоций и морщин стал похож на рыжего гуся.

      – А что ты его защищаешь, он тебе че, муж, что ли? Ушел бы отсюда давно, все равно ни к чему толковому не подпускают, только «помой это», «принеси то»…

      – Так уходи, – Даша и сама не знала, что ее так задело. Но задело. – Я тебя останавливать не буду.

      – У-у-у, я-то думал, что ты хорошая, а ты вон какая… – Паша улыбнулся, растянув сухие губы по деснам.

      – Это шутка?

      – Да ну тебя, – он сполоснул дистиллятом пробирку, вытер руки о халат и пошел к столу, затянутому побелевшим от времени полиэтиленом. Взял штатив с чистыми, как слеза стажера, пробирками, полез в шкаф с сухими расходниками…

      – И впрямь, да ну меня, – сама себе кивнула Даша. Тоже надела очередную пробирку на жердь сушилки и пошла к нему. К коллеге. Всего-лишь-коллеге.

      Работа была простой. Работа была рутинной. Только уставала спина, только болели руки, только тошнило от сладкого запаха сусла и дрожжевых и бактериальных сред из соседних, пищевых лабораторий… Только Сега говорит мало и все – не ей. Ерунда.

      Человек ко всему привыкает. И Даша почти привыкла. Она открыла створку аналитических весов, поставила лодочку из полистирола, тарировала. Эти лодочки должны быть одинаковыми и так, и все же Сергей Гавриилыч сильно злился, когда узнавал, что тарировали