Итальянские каникулы. Чао, лето!. Александра Хоменок

черном квадратике начали проступать очертания желтой полоски.

      – А теперь меня.

            Я оглянулась. Ракурс был не очень. Кажется, что в домах только начали капремонт. На одном висели строительные леса, другой – слишком серый, даже на июльском солнце. Ладно, какая уж есть, эта Венеция. Все равно недолго осталось. Я подняла руку вверх и сложила из пальцев латинскую «V». Митька поднял камеру и сразу прокричал «три».

      – Ура! – вместо спасибо сказала я и спрятала еще не проявившейся снимок в рюкзак.

      – …оненко, …равина! – наши исковерканные фамилии иринимым громкоговорящим голосом врезались в нас.

            Митька развернулся и побежал, а у меня как назло рюкзачный карабин словил глюк и никак не застегивался. Пришлось приспособить рюкзак спереди и на двойном ходу догонять группу. Ирина начала отчитывать Митьку. Он щурился, и было непонятно, то ли он ухмыляется, то ли слезы сдерживает. Жалко друга. Но делать нечего: мальчики всегда впереди, и в беге, и в виноватых. Я пристроилась рядом с незнакомой девочкой, пытаясь вернуть карабину его законное место.

      – Давай я, – хронически-ангинным голосом сказала она и за полсекунды вытащила и защелкнула все откуда не надо куда нужно.

      – Спасибо, – выдохнула я.

      Рюкзак словно бы даже стал легче. Я накинула его на плечи.

      – Рита, – представилась «больная».

      – Кэт, – представилась я, ее, вероятно, будущий лечащий врач.

      – Вы вместе? – она кивнула на Митьку, который стоял рядом со Ириной, записывающей что-то в блокнот.

      – Мы из одного города, вроде вместе, да.

      – А я с Ромой, – и она показала пальцем на мальчика в носках почти до колена. – Будем дружить семьями.

      – За мной! – скомандовала Ирина, и я не успела возразить, что мы с Митькой не того, не так сильно вместе. – Травина, не отставай! Здесь тебе не дом. – Ирина держала Митьку за плечо. Он повернулся ко мне и сжал кулак за ирининой спиной. Молодец, в обиду себя не даст.

      Я опустила голову.

      – Она теперь со мной! – крикнула Рита, подхватила меня под руку и потянула за собой.

            Я смотрела на свои ноги в черных босоножках. Я шагала по Венеции, где только что чужая девочка спасла меня от мегеры-переводчицы.

      Группа остановилась, сбилась в кучу и ждала указаний переводчиц. Пока Рита рылась в своем рюкзаке, я рассматривала детей. Такие разные, но странно похожие друг на друга. Мы стоим на причале и ждем неизвестно чего. Не толкаемся, но все равно касаемся друг друга. Иногда только взглядом. Но и этого достаточно, чтобы дать знак – «я понимаю тебя». У одного из мальчишек, худого и неправильно стриженого, скрипучий голос. Это Костя. Он вещает громче всех, а разобрать что именно – сложно.

      – Эй ты, фьиить, – это он Рите, – воды дай.

      – Да ну тебяяя, Костян, – тянет Рита, – и так полбутылки выпил.

      И все равно выуживает из рюкзака бутылку. Она идет по рукам через всю толпу, но никто не зарится на нее: то ли из-за Костяна, то ли правила такие сиротские: без спросу не брать. Ирина мечется от причала к причалу, ныряет в кучу, что-то спрашивает и снова