А за околицей – тьма. Дарина Александровна Стрельченко

Помощь твоя нужна. Перво-наперво хорошо бы, чтоб с ученицей новой моей ты познакомился.

      – Вот уж не проси, – покачал головой Утро, запахивая кафтан. – Придёт время – и так встретимся. Знаешь же, не люблю я лишний раз с чужи…

      – Не чужая она, – строго оборвала Обыда.

      – Вот четырнадцатую весну проживёт – тогда посмотрим. – Утро похлопал коня по холке, тот негромко заржал; ему вторили проснувшиеся горихвостки.

      – А чтоб дотянула до тех пор, помоги-ка мне, – протягивая Утру ладонь, велела Обыда. – Попроси ужа в кольцо замкнуться.

      Утро пригляделся к мёртвой змее, в чёрных чешуйках которой поблёскивал ясный свет. Развёл руками:

      – На него Ночь дохнул. Мне его не оживить.

      – Я разве навсегда оживить прошу? Оживи на миг-другой, попроси, чтоб в кольцо замкнулся да умер снова.

      – Зачем тебе это, Обыда?

      – Основа это для оберега Ярине. Ночь умертвил, ты оживишь, а День затвердит накрепко. Я потом паучьей травой оплету, и будет девке защита в лесу в любую пору.

      Утро молча взял змейку. Совсем как Ночь, поднёс к лицу, дохнул на тельце. Змеиные глаза блеснули, ужик поднял голову, извернулся кольцом и застыл. Утро отдал кольцо, коротко поклонился и поскакал дальше по лесу, ведя за собой рассвет.

* * *

      А в избе тем временем проснулась Ярина. Села на печке, огляделась, обнимая себя за плечи. Позвала тихонько:

      – Обыда!

      Никто не откликнулся – только била ветка в окно, где-то капало, и скреблось что-то то ли в стену, то ли под полом. Ярина поджала ноги, завернулась в одеяло. На дворе едва занимался свет, а в избе ни одной лучины не горело, ни одной свечки. Всё серое да чёрное, серое да чёрное, сумрачное, туманное…

      Закряхтел кто-то под лавкой. Ярина забилась в угол.

      – Не пужайся, – прошептали снизу. – Домовой я.

      – Ты тут откуда? – вытаращилась Ярина на лохматого старичка в белой рубашке.

      – Живу я тут, – проворчал старик.

      Ярина подалась вперёд и разглядела, что старик едва ли больше неё самой. Чуть успокоившись, спросила:

      – Почему я раньше тебя не видела? А Обыда где?

      – Я на глаза зря не показываюсь, – с достоинством ответил старик. – А Обыда в лес пошла, ужа тебе на оберег искать. А мне велела за тобой приглядеть, коли рано проснёшься. Проснулась, что ли? Или ещё будешь спать?

      – Проснулась, – ответила Ярина. – А ты… точно домовой? Не та… болотная?..

      – Какая ещё болотная? – замахал руками старик. Суетливо влез на лавку, принялся, не глядя на Ярину, складывать уголок к уголку свои тряпки. – Никаких болотных тут нет. Коркамурт я. Коркой можешь звать. Давай слезай, раз проснулась.

      – Точно? А то ведь… Похож ты на неё.

      – На кого похож? – ещё пуще заворчал Коркамурт. – Нянь понна́ [28], домовой я! Всё, хватит болтать, слезай, завтракать будем. Авось перепадёт домовому масличка.

      Ярина сползла с печки, схватила с лавки сарафан. Коркамурт тем временем выставлял на стол горшки, чашки.

      – Вот

28

Нянь понна́ (удм.) – хлебом клянусь! Фрагмент одной из самых убедительных удмуртских клятв.