Шоумен. Министерство мокрых дел. Владимир Васильевич Гриньков

счастливыми случайностями как-то не так удачно получается: они приходят не часто, не так неожиданно и быстро растворяются в потоке суеты. А вот у неприятностей удар точный – они бьют сразу и наотмашь.

      Мы сидели вдвоём со Светланой в офисе нашей студии. Если вы решили, что мои мысли о неприятностях – это о Светлане, то ошиблись. У нас с ней полное взаимопонимание, крепкая любовь (в далёком прошлом) и столь же крепкая дружба (это сейчас). Такими подругами мужчины не разбрасываются, их ценят, и я не исключение. Так что Светлана для меня – друг, почти сестра и заодно коллега.

      Светлана разбирала поступившую почту. Я же творил. Творческий процесс протекал следующим образом. Я сидел, развалившись на диване, и смотрел в потолок. У нас на носу была съёмка очередного выпуска программы "Вот так история!". Сценарий готов, участвующие в сценах люди замерли в положении высокого старта, герой программы уже давно созрел (хотя лично он о том даже не догадывался), а я всё тянул. Не могу точно определить причину внезапно охватившего меня ступора, но "добро" на съёмку я не давал. Что-то мне в сценарии не нравилось.

      – У нас график, – спокойно напомнила мне Светлана. – Сроки.

      Сказала без укора и нажима. Надо, мол, снимать – только и всего.

      Я оторвался от тяжких дум и посмотрел на неё. У Светланы сейчас был вид делопроизводителя какой-то заштатной государственной конторы. Только чёрных нарукавников не хватало для полного сходства.

      – Что с почтой? – спросил я, только чтобы не отвечать на хотя мягко, но прозвучавший в её словах укор.

      – Пишут, – ответила она неожиданно резко.

      – Подбрасывают новые идеи? – я попробовал придать своему вопросу игривость.

      – В каждом втором послании, – коротко отозвалась Светлана.

      – Озвучишь? – не унимался я.

      – Соседа вот своего предлагают разыграть. У него машина, и в эту машину прямо на его глазах въезжает "КамАЗ», – печально ответила она.

      – Да, это свежо, – заскучал я.

      Светлана вздохнула и одарила меня взглядом, в котором читалось бесконечное сочувствие.

      – У тебя нехорошее настроение, Женька, – осторожно сказала она.

      – Ты чертовски проницательна, – машинально ответил я.

      Больше всего мне хотелось, чтобы меня все и навсегда оставили в покое.

      Светлана с хрустом вскрыла очередной конверт. Видимо, она всё-таки разозлилась.

      – Всё нормально в нашем сценарии, – сказал я примирительно. – Всё хорошо. Всё гладко. Это-то и не нравится!

      – Сценарий как сценарий, – монотонным голосом ответила Светлана, читая свежевскрытое письмо.

      – Изюминки нет.

      – А вот ещё! – сказала Светлана, пробежав глазами текст очередного послания. – Предлагают закатать в банки с этикеткой "Тушёнка" красную икру.

      – И что?

      – И так продавать.

      – А смысл?

      – Ну, покупает человек якобы тушёнку, приносит её домой, открывает, а там вместо тушёнки …

      – Как же мы это снимем? – я не дал ей договорить. – Ну, купил, бросил в сумку, принёс домой. Как снимать его, если он сидит за бронированной дверью своего жилища? Откроет втихаря нашу "тушёнку" и помчится за следующей банкой. Этак на него красной икры не напасёшься. Хотя…

      Я развеселился.

      – Если вот только эту икру продавать не в жестяных банках, а в стеклянных …

      – В прозрачных, что ли?

      – Ну! Видно же, что икра. А на этикетке написано большими буквами: "Тушёнка говяжья". А? И цена – не как у икры, а как у тушёнки. То есть почти даром. Вот это нормально!

      – Неплохо, – оценила Светлана, вскрывая очередной конверт. – Камеру прячем где-нибудь за спиной продавца и снимаем лица покупателей крупным планом.

      – Покупатели продавцу: "Это всё-таки икра или тушёнка?"

      – А он им в ответ: "Читать умеете? Написано же!"

      Было видно, что и Светлану развеселила эта идея.

      – Ага! И на ценнике тоже печатными буквами крупно: "Тушёнка говяжья".

      – В общем, не верь глазами своим, – резюмировала Светлана и развернула присланную по почте газету.

      – Да, из этого сюжета что-нибудь можно вытянуть …

      Кажется, эта идея мне начинала нравиться.

      – Жень! – вдруг всполошилась Светлана. – Как твое отчество? Иванович?

      Я даже не сообразил, что у неё изменился тон, и ответил беспечно:

      – Иванович.

      Она опустила газету, и только тогда я увидел её лицо. На нём не осталось и тени недавней улыбки, лишь какая-то гримаса.

      – Что за чушь? – сказала она с досадой и почему-то со смущением.

      Если бы не выражение её лица, я бы не сдвинулся с места. Но лицо уж больно было нехорошее. Я подошёл к столу и взял газету из Светланиных рук. Светлана вроде бы пыталась мне её не отдать, но у неё не получилось.

      "Это" я увидел сразу.