Кисть и пистолет. Мое сердце пусто. Александр Койфман

домом мою съемную квартирку в Нэшвилле. В аэропорт меня отвезла Кэтрин, расплакалась при прощании, сказала, что вряд ли я еще раз приеду в Бивер.

      В Нэшвилле почти неделю отдыхал. Потом заявилась Роуз, два дня таскала меня по всяческим мероприятиям: утром в Фрист Арт Музей, потом на частный показ новых поступлений к богатому коллекционеру. Познакомила нас. Морис, пятидесятилетний мужчина, успешно пытающийся сохранить приличную форму, не произвел на меня никакого впечатления. Даже фамилию не запомнил – то ли немецкая, то ли еврейская. Роуз что-то втолковывала ему о молодом художнике, выставляющемся в ее галерее, а он только улыбался, но так и не дал согласия приехать, посмотреть его картины. Мельком взглянул на показываемые ему в телефоне изображения. Запомнились слова, что модернистской дребеденью он не интересуется. Действительно, все картины, которые он нам показывал, были понятны даже мне.

      На следующий день – в галерею Warehouse 521. В галерее Роуз тут же покинула меня, разговорилась с каким-то бородачом, а я минут двадцать бродил по комнатам и залам один. Молли увидел около портрета старушки.

      Странная картина: старушке не меньше семидесяти, а одеяние достойно испанки или цыганки, как я их представляю. И около Молли довольно много народу, что-то обсуждают. Я не стал подходить – не о чем нам говорить, не обсуждать же ее картину. Ушел. Потом вернулся минут через десять. Смотрю, Роуз уже здесь, о чем-то толкует с Молли. Меня это удивило, подошел поближе, поздоровался с Молли. Роуз смотрит на меня с удивлением:

      – Вы знакомы? Робби, ты разве интересуешься живописью?

      – Да нет, мы с Молли знакомы давно. Но не из-за картин. Я в них ничего не понимаю.

      И ведь не вру, действительно не понимаю современную живопись. Мне она все время кажется игрой – игрой, в которой «специалисты» выдумывают что-то о представленной им мазне, а художники стараются выдумывать все новые выкрутасы. Самое смешное, что Роуз и Молли уже договорились о продаже картины. Роуз предложила триста долларов, а Молли согласилась, но попросила оставить картину еще на два дня в галерее – ей очень важно, чтобы картину увидело как можно больше людей. Повешена табличка «Продано», Роуз поручила мне забрать картину через два дня, так как завтра она должна уехать к себе в Луисвилл. Ловко умеют женщины управлять мужиками. Я только поинтересовался, куда мне ее потом отправлять и как. Но Роуз заявила, что заберет ее в следующий раз. Пожал плечами, подумал: «Как же я ее заберу?» Потом вспомнил, что номер Молли у меня занесен в телефон. Как-нибудь договоримся.

      Действительно, договорились. Молли сама позвонила мне, указала адрес. И вот я сижу вечером в салоне на неудобном стуле, напротив меня в кресле древняя старушка, та самая, что на картине. Только одета в современный брючный костюм тускло-коричневого цвета. Никакой цыганщины, обычная наша бабуля. И яростно расспрашивает меня: кто да что, где работаю, женат ли? Наверное, ей интересно, что за тип пришел к ее внучке. Как мог, отбивался. Не скажешь же, что я игрок. Туманно