Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах. Юз Алешковский

изжевал папин галстук с золотой ниткой, но зато исправился и научился зажигать и тушить свет. Значит, я правильно рассудил, что Кыш достоин четвёрки. А плюс – это уже добавка за весёлое настроение…

      – Пообедайте, погуляйте, и садись за уроки, – сказала мама.

      Я пообещал ей, что так и сделаю, и повесил трубку.

      Но на душе у меня было тоскливо. Неизвестно, согласится ли мама с моей отметкой Кышу. И не отдаст ли его за всё, что он натворил, другим людям.

      – Ты знаешь, что у тебя испытательный срок? – спросил я Кыша как можно строже.

      «Знаю. Как же не знать. Р-р-р! Думаешь, весело тут одному?» – проскулил Кыш.

      – Не весело. Сам сидел один дома, когда гриппом болел, но я же не делал такого беспорядка в квартире!

      Кыш промолчал. Мне показалось, что он не поверил. И правильно сделал. Я, когда болел гриппом и не ходил в сад, натворил ещё больше, чем он. Я без спроса пылесосил комнату и сам не заметил, как в пылесос попал деревянный флакончик розового масла, билеты в кино, мамина заколка с камешком и сетка для волос…

      – Так что веди себя как следует, – сказал я Кышу.

      «Больше не буду», – пообещал он, присев и поджав одну лапу.

      Глава 17

      Потом мы поели и пошли гулять. Ребят во дворе не было, ко мне никто не приставал, и я учил Кыша шагать рядом, но он не слушался и заигрывал с поводком.

      Вдруг во двор из нашего подъезда вышел гулять со своей овчаркой знаменитый пловец Рудик Барышкин.

      Кыш увидел Геру, завилял хвостом и потянул меня к ней. Причём хвостом он вилял так сильно, что его заваливало в разные стороны. Мы подошли поближе. Гера тоже заметила Кыша, присела, навострила уши, немного наклонив голову, но хвостом не виляла.

      – Откуда у тебя этот пигмей? – спросил Рудик. Он смотрел на меня сверху вниз, противно скривив губы.

      Я не знал, что такое пигмей, и рассказал Рудику, как мы купили Кыша и что документов на него нам не дали. Но он является помесью породистых собак со знаменитыми прапрадедушками.

      – Пигмей – это порода? – спросил я Рудика.

      – Да, – сказал Рудик.

      Кыш так и рвался поиграть с Герой. Уж он и визжал, и лаял, и просил меня, задрав голову:

      «Отпусти хоть на минуточку! Я ничего плохого не сделаю этой большой собаке… Мы поиграем! Отпусти! Жалко тебе? Да?»

      И я уже хотел отпустить Кыша, но тут Рудик, не разжимая губ, зачем-то сказал Гере:

      – Фас!

      Гера молча, как акула, бросилась на Кыша, а он рванулся ей навстречу. Ведь он не мог понять, что она нападает и хочет его укусить.

      У меня внутри всё похолодело от страха за Кыша, но я успел дёрнуть веревку, и Кыш, взвизгнув, отлетел к моим ногам перед самой оскаленной мордой Геры с налитыми кровью глазами.

      Гера так и лязгала зубами. А Рудик улыбался, вытянув в ниточку свои тонкие губы.

      Я первый раз видел, как он улыбается, и от этой улыбки его лицо было ещё злей и противней.

      Он с трудом удерживал рвущуюся с цепочки Геру и успокоил её в одну секунду коротким «фу!».

      Никогда ещё мне не было так страшно, как в эту минуту. И только