Грань. Евгений Семенов

в хоккей, но пока не планировал связывать свою жизнь с ним. Как иронично. Тогда я еще не планировал, а сейчас уже не планирую. Тогда я еще не сломался. И все казалось прекрасным.

      Записи в книге учета кратко описывали происшествия в течение дня. Две – три строки без пропусков, мелким, ровным, убористым почерком. В основном дата, такой-то охранник, без происшествий. Первые три четыре месяца ничего не менялось. Изредка в текст вкрадывались короткие изменения.

      «Отключили свет с … по…»

      «Сработала пожарная сигнализация»

      «Задержался такой-то и время его ухода»

      Менялись фамилии ночных охранников, года. Но в основном характер записей не менялся до определенного момента. Первая запись, разительно отличавшаяся по содержанию, появилась спустя пару лет от начала ведения журнала.

      «Коллеги, сдается мне, что помимо нас эти записи никакого отношения к официальным, не имеют. Никто и никогда их не будет читать. Для этого есть основной журнал, который мы ведем, а этот… Думается мне, что Баринов А.Н. был или еще тем юмористом или, помешанным на систематическом ведении дневника. Кто-то из вас не задавался таким вопросом? Или это только мне пришло в голову? Серый И.С.»

      Фамилия Баринов показалась мне знакомой и, пролистав на первую страницу книги учета, я удостоверился, что первую запись оставил охранник именно с этой фамилией. Мысль показалась мне здравой в той же мере, что и коллегам Серого И.С. это подтверждали последующие записи. С этого момента чтение книги учета перестало быть нудным и однообразным. Теперь по большей части охранники писали с юмором. Встречались короткие анекдоты, советы, как не заснуть, или как научиться просыпаться в нужный момент. В одной из записей охранник предлагал докурить его сигареты, что он оставил в верхнем ящике стола, ввиду того, что он сам бросает. Правда через пару смен он признавался, что так и не бросил. Со временем записи перестали быть ежедневными. Пропуск в неделю и более уже мной воспринимался как норма.

      Первая запись, на которой я остановился, которая тонко намекнула, что все-таки чувство опасности перед началом чтения могло быть не просто глупостью, зародившейся у меня в воображении, датировалась 2 июня 1994 года.

      «Сегодня в школе умер мальчик. Второго откачали. С друзьями выпили отраву, где-то за городом. Хотели покончить с собой. Я знаю того, кто принес эту отраву. Нехороший ребенок. Мне кажется, что он специально отравил друзей»

      Второй день лета. 1994 год. Я вспомнил. В том году нам продлили учебный год из-за дополнительных каникул зимой, когда разморозили школьную систему отопления и новогодние каникулы продлили на неделю.

      Охранник, оставивший эту запись, считал, что мы хотели покончить собой. Я не знал, что по городу ходили такие слухи. Я знал, что у нас не было этого в планах. Да, планы были совсем иные. Вечная жизнь. Смешно, конечно.

      Я не стал читать в тот день дневник дальше. Пропало настроение, или чувство обеспокоенности взяло верх. Не помню. Помню только, что перелистал