Ночная няня и кошачья магия. Надежда Ожигина

из-за одного… петуха!

      – А что ты ещё можешь голосом делать?

      Сона ему не ответила. Как-то слишком для одной ночи.

      Впереди блеснула река, зашуршало камышами, пахнуло влагой. Стало видно, как в лунном свете вьётся над водой мошкара.

      – Вон сарай! – сказал Денька, чтобы сгладить неловкость. – Поднажмём?

      И они поднажали.

      4. Преступный сговор

      В сарае было темно и сыро. Сона зябко повела плечами.

      Пока Денька разгребал старые доски, вкатывал кресло, зажигал свечи, Соната стояла у входа, смотрела на луну и хмурилась. Наказывать нужно за любопытство!

      Напомни безногому инвалиду, что когда-то он умел бегать! Даже рекорды ставил, подавал большие надежды в спорте! Будет ему приятно? Но отсутствие ног заметно, никто не спросит увечного: ты так ловко подёргиваешь культей, а что ещё можешь ей делать? Да за такой вопрос поколотят и вызовут городового!

      То ли дело голос. Подумаешь! Гортань – дело тайное, личное, а лезут, кому не лень. Ковыряют в душе грязными пальцами, будто имеют право. Да какое всем дело до её возможностей? Нет у неё никаких талантов.

      А ведь могла стать известной певицей!

      Но потом – вот такая же мгла и пыль, и чёрная тень поглощает дедушку, заслонившего любимую внучку. Испуганный визг рвётся из горла, взламывает гортань, круша неокрепшие связки. Что-то ломается в мире. Знаменитый дирижёр, окутанный тенью, оборачивается и смотрит на Сону пепельными глазами. Делает жест рукой, будто хватает что-то из воздуха, будто приказывает умолкнуть невидимому оркестру. И вместо визга звучит лишь хрип, слабый, беспомощный. Бесполезный…

      – Соната, ты где? Помоги! – позвал Денька.

      Ночная няня поспешила в сарай и поставила кресло на тормоз-фиксатор.

      Денька ссадил с плеча петуха, погладил чёрные перья. Очень вежливо попросил:

      – Муня, пожалуйста, кукарекни, только тихонько, для дяди.

      Кочет оскорблённо мотнул гребешком, взъерошил перья и булькнул горлом:

      – Ку-ка-ре-ку! – сказал по слогам, негромко и деликатно. Новичок продолжал сидеть неподвижно, и тогда петух повторил, погромче и понастойчивей:

      – Ку-ка-рее-кууу!

      Мертвец приоткрыл глаза и уставился на лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в двери. Утробно рыкнул, показав клыки, встал и нетвёрдой походкой пошёл к выходу из сарая, к луне и речным камышам.

      – Дядя Вольдемар, погоди! – засуетился Денька, а Сона приготовилась усыплять. – Поговори со мной, пожалуйста, дядя!

      Новичок повернулся к племяннику, по-звериному быстро, всем телом, уставился на парня дурными глазами:

      – Де-ниис? Это тыы?

      – Спрашивай, – подсказала Сона. – Он забывает себя, и полнолуние скоро.

      – Что с тобой случилось? – заторопился парнишка.

      Дядя задумался и прорычал:

      – Кажется, убили. Меня. Я работал. Мне стало дурно. А потом – холодно и темно. Я проснулся, увидел её. Кто ты, девочка? – вновь спросил он Сонату.

      – Ночная няня, – представилась