Ключ в двери. Лев Усыскин

совсем… могу сосредоточиться на себе самой, на своих ощущениях… ну тебе не понять, наверное.

      Потом был тот самый, обещанный кофе с горячими бутербродами. Я, похоже, тогда перестарался: нажарил зачем-то целую гору гренков, украсил их сыром, какими-то пальмами из петрушки да розочками из помидорок-черри. И, кажется, еще зиры добавил для пущего размаха – но все равно вышло съедобно. Карина стрескала их за милую душу, почти ничего не оставив на блюде – смотреть на это было как-то даже приятно…

      Расставаясь, я обнял ее, отвел в сторону распущенные волосы, открыв спрятанную ими довольно длинную, красивую шею, коснулся ее губами и, мгновенье спустя, слегка укусил.

      – Ай! Отпусти!

      – Придешь еще?

      Кивнула в ответ.

      – Приду. Если ты, конечно, захочешь…

5.

      И начался ад. Ну, то есть, не ад, конечно – но словно бы род цирковой эквилибристики, что ли, чьей-то злой волей или же заразным недомыслием обращенной в повседневный быт. Когда люди, подобно канатоходцам, балансируют вокруг неких тонких линий – при том, что линии эти лишь нарисованы на твердой земле и ничто не мешает сойти с них в любую сторону. Балансируют и, вдобавок, при этом еще и перекидываются зажженными булавами…

      В общем, Карина вновь возникла у меня через неделю. Потом – опять в выходные, потом стала появляться и на буднях, оставаясь на два или три дня кряду. Однако ни разу не прожила у меня больше недели целиком – ни тогда, ни после. Если взглянуть непредвзято – это, конечно, мало напоминало семейную жизнь, во всяком случае, такую, какой ей подобает быть согласно привычным представлениям. Но что имели – то имели, как говорится. Впрочем, я тогда действительно был убежден, что иного нам обоим и не требуется.

      Однако это мерцающее присутствие молодой женщины не помешало моему жилищу наполниться множеством принадлежавших ей предметов – заставляя постоянно натыкаться то на какую-нибудь кисточку для нанесения пудры, закатившуюся между подушками дивана, то и вовсе на свежевыстиранные трусики, вывешенные сушиться на хромированную трубу в ванной едва ли не на уровне моих глаз. Она словно бы метила территорию, но делала это как-то безалаберно, хаотично, ни одну вещь не оставляя там, где, на мой взгляд, ее следовало бы оставить…

      Раздражало ли это меня? Еще как! Хотя, вру: в начале – больше забавляло. Напоминало игру или же странную такую переписку, что ли. Вскоре, однако, дела пошли хуже: Карина, вот-те раз, стала делать мне замечания, и даже чаще, нежели я – в ее адрес. Сознаюсь, я тоже не сторонник превращения жилища в музей – в конце концов, толстой, похожей на утку, Зариме из Ургенча, приходившей по четвергам вымыть полы, тоже надо отрабатывать свой гонорар – но все-таки это мой дом, я здесь король и папа римский в едином лице, и это мой род законного удовольствия – оставить, к примеру, на письменном столе чашку из-под чая, с налетом выпавшего в осадок сахара на донышке и засыхающим ломтиком лимона.

      Ну