Ключ в двери. Лев Усыскин

Сама не из Питера. Откуда? Издалека. Урал. Надо точнее? Ну, город Копейск Челябинской области. Да, родители там и сейчас живут, оба. Старики. Нет, не любит туда приезжать, дыра жуткая. Никого там уже не осталось. А здесь училась, да, тогда и познакомилась с Машей. Маша – очень хороший человек, я ее очень ценю, многим ей обязана. Бескорыстный человек. Что? Нет, у меня очень мало друзей, никого, практически, нет. Вот, Маша – и, пожалуй, все. Почему? Ну, не знаю, почему, так выходит, так вышло. Здесь вообще не шибко любят приезжих. А ваш муж? Что муж? Ну, ваш бывший муж… он питерский?.. или тоже приезжий? Питерский… (помрачнела) Он питерский, да. Выходит, питерские вас все-таки тоже любили, иногда хотя бы. Иногда. (усмехнулась) Иногда – любят. Но он любил… любил надо мною издеваться… мне кажется… (вновь помрачнела, мотнула головой). Простите… Нет, ничего.

      У метро мы все-таки обменялись телефонами. Прощаясь, взял ее за руку – для меня это всякий раз пленительное приключение – много, о чем способное поведать: ладонь порой говорит свое, больше, чем язык, и иначе. Дополняя, корректируя или даже вовсе ломая выстроенный до того образ… Здесь, однако, ничего необычного не открылось – ладонь была как ладонь, маленькая, теплая, податливо-расслабленная. Ладонь молодой еще женщины, неспокойной и неприкаянной, потерявшейся в себе и в огромном городе вокруг. Пристроить которую возжелала сердобольная подружка – ради чего и вытянула меня на вечеринку.

      Эту-то интригу я давно разгадал. Ибо, хоть и глуп, но не наивен. Не вполне наивен, – так все-таки будет точнее.

3.

      Домой к себе я зазвал ее где-то дней через десять. За это время мы виделись дважды: в первый раз гуляли по Александровскому парку, а в подступившие затем выходные Маша позвала нас на спектакль в никому не ведомый театр. Помнится, мы пришли в какой-то полуподвал на Фонтанке, где нам сказали, что спектакля сегодня не состоится – во-первых, театр закрыт пожарной инспекцией, а во-вторых, мы все равно перепутали день и его в любом случае не было б. Не имея, чем себя занять, мы чуток прошвырнулись по набережной, после чего забурились втроем в первый попавшийся бар, где часа два потом сосали мартини под аккомпанемент Машиных веселых россказней об извечных дрязгах в семействе родителей мужа. Я говорил мало, Карина – еще меньше, но как-то, в общем, всякий раз по делу: когда – остроумно, когда – даже трогательно, не побоюсь этого слова.

      Затем прошла без малого неделя. Созвонившись в пятницу, я забрал ее после работы (хоть убей, не помню, где именно она в то время перебирала бумажки), посадил в машину и отвез к себе. Если быть до конца честным, мы не договаривались о подобном обороте, но, кажется оба – и я, и она – по-отдельности предполагали, что все сложится именно так. Предполагали и ждали этого. И, конечно же, втайне хотели, чтобы так все и сложилось. В общем, мы не стали насиловать судьбу, и, в сущности, правильно поступили…

      Дома мы съели размороженную пиццу под посредственное Sangiovese, поговорили про нечаянное одиночество и непознаваемость