Мельница на Флоссе. Джордж Элиот

не менее он вполне охотно позволил себя расцеловать, хотя Мэгги так повисла у него на шее, что чуть не задушила. Все это время серо-голубые глаза его были устремлены то на двор, то на овец, то на реку, куда он твердо решил завтра же утром отправиться удить рыбу. Это был один из тех пареньков, которых сколько угодно в Англии и которые в двенадцать-тринадцать лет похожи друг на друга, как гусята: светло-русые волосы, щеки – кровь с молоком, пухлые губы, нос неопределенных очертаний, еле заметные брови – физиономия, на которой, кажется, невозможно различить ничего, кроме общих черт, присущих отрочеству, – прямая противоположность рожице бедной Мэгги, которую Природа слепила и раскрасила, словно преследуя какую-то совершенно определенную цель. Но этой самой Природе присуще низкое коварство, которое она прячет за внешней прямотой, чтобы простаки думали, будто видят ее насквозь, меж тем как она потихоньку готовит опровержение их самонадеянных пророчеств. За этими обыкновенными мальчишескими физиономиями, которые она словно выпускает целыми партиями, скрывается иногда на редкость твердая и непоколебимая воля, на редкость несгибаемый характер, и темноглазая норовистая бунтарка может в конце концов оказаться более покладистым существом, чем такой вот белый и румяный маленький мужчина с расплывчатыми чертами лица.

      – Мэгги, – доверительно начал Том, отведя ее в угол, как только их мать удалилась, чтобы осмотреть содержимое его сундучка, а он отогрелся в теплой гостиной после долгой езды на холоде, – знаешь, что у меня в кармане? – И он закивал с самым таинственным видом, чтобы еще сильнее разжечь ее любопытство.

      – Что? – спросила Мэгги. – Ой, Том, как они туго набиты! Мраморные шарики или орехи? – Мэгги несколько упала духом, потому что Том всегда говорил, что играть с ней в эти игры «нет никакого интереса» – так плохо она играет.

      – Шарики! Нет, я променял свои шарики, отдал их мелюзге; и на что мне орехи, глупышка?.. Если б еще зеленые… Ну-ка, посмотри! – Он стал медленно вытаскивать что-то из правого кармана.

      – Что это? – прошептала Мэгги. – Ничего не вижу, только желтое.

      – Это… новая… Угадай, Мэгги!

      – Ах, Том, не умею я угадывать! – в нетерпении воскликнула Мэгги.

      – Не злись, а то возьму и не скажу, – проговорил Том, вновь засовывая руку в карман и всем своим видом показывая, что так оно и будет.

      – Да нет, Том, – умоляюще произнесла Мэгги, беря его за локоть, крепко прижатый к боку. – Я не злюсь: просто я терпеть не могу отгадывать. Ну пожалуйста, пожалуйста, не сердись!

      Рука Тома расслабла, и он сказал:

      – Ну ладно уж, это новая леса для удочки… двух новых удочек – одна для тебя, Мэгги, твоя собственная. Я не входил в долю на конфеты и имбирные пряники нарочно, чтобы скопить денег; и Гибсон со Спаунсером чуть не подрались со мной из-за этого. А вот крючки, гляди! Слушай, Мэгги, давай пойдем завтра утром на Круглый пруд. И ты сама будешь удить и насаживать черняков и все будешь сама делать. Вот весело будет, а?!

      В ответ Мэгги вскинула руки Тому