Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник). Александра Бруштейн

перескакивает с предмета на предмет – ведь мы давно не виделись, почти целую неделю, накопилось много новостей.

      – Ох, совсем забыла! – вспоминает Юлька. – Вчера я видела в траве живую жабочку… Да, да, живую, и она ка-аак вскокнет!

      – Значит, все хорошо? – спрашивает Павел Григорьевич.

      Тут Юлька почему-то вянет.

      – Хорошо… – говорит она негромко и боязливо косится на группу прибрежных кустов.

      Там что-то шевелится.

      Павел Григорьевич берет обеими руками Юлькину голову и смотрит ей в глаза:

      – А ну, всю правду! Что нехорошо?

      – Мальчишки иногда прибегают… Не каждый день, не каждый день!..

      – Какие мальчишки?

      – Нехорошие… Ругаются… Грозятся: бросим в воду, как лягуху!

      Ох, вот оно! Обижают Юльку – надо заступиться. Я вскакиваю на ноги так стремительно, словно села на муравейник. Сорвав целый куст крапивы – сразу больно обстрекало обе руки, – я размахиваю им над головой и кричу: – А ну! А ну! Пусть только сунутся!

      Но Павел Григорьевич не разделяет моего воинственного пыла:

      – Сядь и не горлань без толку. – Затем он громко окликает: – Э-эй! Хлопцы! Эй!

      Из прибрежных кустов выглядывают три мальчишеские головы, очень растрепанные, с замурзанными лицами. Два мальчика постарше, один маленький. Они смотрят на Павла Григорьевича с неопределенным выражением – не то хотят подойти, не то не хотят, но вернее, что не подойдут.

      Достав из кармана горсть семечек, Павел Григорьевич спокойно пересыпает их из одной руки в другую:

      – Кто хочет семечек? Кому семечек?

      Это, видимо, разрешает сомнения мальчиков. Пугливо, настороженно – может, подойдут, а может, порх, и улетят, – они медленно приближаются к нам.

      Спокойно и приветливо, как все, что он делает, Павел Григорьевич оделяет их семечками, которые они тут же принимаются лузгать. Лузгают и молчаливо соревнуются: кто доплюнет шелухой до реки.

      – Ну, кто у вас главный? – спрашивает Павел Григорьевич.

      – Я! – вскидывает на него дерзкие глаза мальчишка лет двенадцати с копной спутанных светлых, почти белых волос.

      – Ты главный?

      – Я!

      – Он, он! – подтверждают остальные двое.

      – Так вот, – Павел Григорьевич резко отчеканивает каждое слово, – ты полковник, понимаешь?.. Как стоишь! – рявкает вдруг Павел Григорьевич так грозно, что мы с Юлькой, испугавшись, хватаем друг друга за руки. – Стань как следует, когда с тобой говорит старший в чине!.. Ну!

      Мальчик озадачен, но приказание выполняет: вытягивается по-военному, руки по швам.

      – Отдай честь как полагается! Что ты, военный или старая баба?

      Мальчику очень нравится этот разговор. Он лихо и четко отдает честь, Павел Григорьевич тоже козыряет ему в ответ.

      – Итак, ты полковник. – Это Павел Григорьевич говорит строго и деловито.

      Конечно,