Сердце язычницы. Патриция Мэтьюз

начала предложила

      Свою дудку показать.

      И при виде этой дудки

      Занялся у леди дух.

      «Инструмент такой не шутка!

      Этот парень стоит двух!»

      Он, конечно, самый-самый,

      Наш веселый музыкант,

      И всю ночь готовы дамы

      Восхвалять его талант.

      На уроках у студента

      Было много славных дел —

      Музыкальным инструментом

      Виртуозно он владел.

      Не приучена лениться

      Дудка славная его.

      Показал он ученице,

      Что такое мастерство!

      Он и вправду самый-самый,

      Наш веселый музыкант!

      И всю ночь готовы дамы

      Восхвалять его талант!

      Как студента провожали,

      Целый город горевал.

      Дамы хором умоляли,

      Чтоб он их не покидал.

      «Леди, эдак не годится!

      Жадность – это же грешно!

      Ведь другие ученицы

      Музыканта ждут давно».

      Потому что самый-самый

      Наш веселый музыкант!

      И всю ночь готовы дамы

      Восхвалять его талант!

      Когда последние слова отзвучали и музыка стихла, публика взревела от восторга, раздался топот ног и оглушительные рукоплескания. Исполнитель раскланялся, приподнял шляпу и устремился со сцены, не обращая внимания на крики «бис!». Пробираясь к столу Дэвида, он благодушно улыбался и кивал знакомым.

      Усевшись, а вернее, рухнув на стул, Дик вытянул ноги и начал обмахиваться шляпой.

      – Ну, дружище Дэвид, как ты находишь мое последнее произведение?

      – Как обычно, непревзойденным, – с добродушной иронией ответствовал тот. – Ты сказал, это новая?

      – Ты же знаешь, я терпеть не могу исполнять свои песенки по второму разу! – Дик сделал элегантный жест рукой. – Да и зачем это? Они так и роятся у меня в голове, как пчелы по весне.

      – Кого-кого, а тебя, дружище, не упрекнешь в ложной скромности, – со смехом заметил Дэвид.

      – В первую очередь хвали себя сам, и тогда другие охотно последуют этому примеру. Скромность еще никому не снискала популярности.

      – Ты не трубишь повсюду о своих подвигах в постели, однако девчонки Лондона только о них и говорят.

      – Ну, это просто! Чем человек известнее, тем легче ему найти путь к сердцу женщины… и в ее постель. Можно сказать, слава сама расстилает перед ним ковер.

      Дэвид расхохотался.

      – Я уже не раз говорил, что ты легко разбогател бы на своих песенках, если бы только захотел.

      – Что значит – разбогател бы? Друг Дэвид, я и без того богат, да и знаменит в придачу! Все богатство мира все равно не заграбастать в одни руки.

      – Ты безнадежен, – вздохнул Дэвид. – Впрочем, ты нравишься мне таким, каков есть. Лучше тебя нет лекарства от сплина. Я чуть было не впал в уныние…

      – Неудачный вечер?

      – Еще какой! Один из тех вечеров, когда… ну, ты и сам знаешь. Ничего, мне уже лучше, и все благодаря тебе, приятель. Как насчет бренди?

      – Боже мой, я уж думал, ты так никогда и не спросишь! Если бы ты хоть раз в жизни сочинил непристойную песенку, то знал бы, как после этого мучает жажда. И вожделение, –