Образ врага: технологии конструирования и деконструкции. Дмитрий Лушников

еще в период «темных веков» в IX веке до н.э., но мифы об огнедышащем льве под разными именами восходят к шумерской и вавилонской цивилизациям, вплоть до третьего тысячелетия до нашей эры. Однако стоит отметить, что зооантропоморфные и химерические образы мы обнаруживаем еще в искусстве палеолита, это так называемые териоморфы (териантропы).

      В данной связи сразу приходит на ум знаменитая фигура «колдуна» из пещеры Трех Братьев, которая долго считалась изображением ритуального оборотничества с использованием шкуры оленя и лошадиного хвоста, но более поздний анализ изображения показал, что это не наряженный человек, а составной образ, включающий части нескольких животных. Как отмечает Дж. Пфайфер: «Эта фигура соединяет в себе совиные глаза и птичий клюв, уши волка, рога оленя, хвост лошади и когти льва, тогда как ноги, ступни, тело и пенис у него человеческие».40

      Танцующая фигура «колдуна в маске» на наскальном рисунке

      в Ле-Труа-Фрер, предположительно XIII тыс. до н. э. Арьеж, Франция.

      Исследования многочисленных изображений териоморфов (от времен палеолита до традиционных аграрных обществ) свидетельствует не столько о ритуальном оборотничестве в тотемическом культе или использовании охотничьей имитативной и контагиозной магии, сколько об «архаических техниках экстаза» (М. Элиаде), вызывающих переживания перехода человека в иное состояние и иное существо. Териоморф – это не наряженный животным человек и не мифическая химера, это человек, который в состоянии экстаза претерпевает трансформацию в получеловека-полуживотного/полуживотного-получеловека. Изображения людей-бизонов разделяют тысячелетия антропо- и культургенеза.

      Головы териоморфов – полулюдей-полуживотных из пещер мадленской эпохи (XV – VIII тыс. лет до н.э.): Истюриц, Маркам,

      Альтамира, Комбарель

      У. Барди считает, что миф о Химере современен, поскольку он отражает столкновение и конфликт цивилизации и дикой природы: «Химера – это деревья, которые мы вырубили, чтобы вымостить землю под строительство торгового центра. Это горы, которые мы разрушаем, чтобы добраться до угольных пластов внизу. Мы бомбим людей, потому что думаем, что они опасны для нас. Это все, что мы не хотим видеть и хотим разрушить, в то время как думаем, что в наших домах мы в безопасности. Но на самом деле это не так, и мы это очень хорошо знаем. Окружающая среда – это не что—то „внешнее“, среда – это все то, что заставляет нас жить. Если мы разрушаем окружающую среду, мы разрушаем себя».41 Нельзя не отметить, что его рассуждения напоминают о феномене «деструктивности» и его атрибутивных механизмах садизма и некрофилии, рассмотренных в работе Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности». Человечество само порождает химеры, против которых борется «если мы уничтожаем то, что мы считаем монстрами, мы уничтожаем самих себя. Наша единственная надежда на будущее – примириться с нашими химерами». В определенной степени У. Барди говорит

40

Pfeiffer John E., The Creative Explosion: An Inquiry into the Origins of Art and Religion, Harper and Row, New York, 1982. p. 30—31.

41

Bardi U, Il libro della Chimera, Ed. Polistampa Firenze, 2008.