Рецидив. Антон Владимирович Овчинников

пройти в комнату, где были мои старые лекарства, но страшный укол внутри парализовал ноги! Сделав неловкий шаг, я опустилась на пол. Боль стала нестерпимой, чтобы не закричать и не испугать дочку, я крепко сжала зубы и зажмурила глаза.

      – Мамочка, мама! Тебе плохо? – Светик стояла надо мной и ласково, с детской непосредственностью, гладила по плечу, – Давай я тебе помогу?..

      – Телефон… – чуть слышно прошептала я непонятное слово.

      – Сейчас, сейчас!.. – заторопилась дочка. Ее личико передо мной исчезло, послышался приглушенный топоток.

      – Вот! – дочурка приблизила к моему лицу гладкую тонкую дощечку – мобильный телефон, всплыло из памяти название, – Что? Кому ты хотела позвонить?

      – Скорая… набирай… пожалуйста…

      – Аллё! – серьезным голосом, копируя меня, сказала Света в телефон, там что-то ответили, спросили.

      Ее лицо исказила судорога, рот поплыл в сторону, а из глаз потекли слезы…

      – Скорей, маме очень плохо! Скорее!.. – сквозь слезы прохныкала она в телефон.

      Ее слеза обожгла мне руку… Всегда такое милое, любимое личико было обезображено невыразимым горем.

      – Мама, я не хочу, чтобы тебя опять увезли… Я не хочу опять к папе… Там эта, его… Мам, ну пожалуйста, не бросай меня!..

      Глаза защипало от слез, дыхание перехватило! Мое сердце разрывалось от безысходности, добавляя страданий – «За что?»

      Боль наполняла меня всю без остатка, тянула куда-то в сторону, приглашая погрузиться во мрак забвенья, обещающего скорое избавление.

      И только светлый образ моего Светика удерживал сознание в этом мире. Заплаканное лицо единственной дочки в обрамлении золотых волос давало мне силу сопротивляться боли, оставаясь в сознании.

      Руки, ноги, живот, грудь – все болело, тяжелая голова взрывалась болью при каждой попытке повернуться. Страшно хотелось спать, но закрывая глаза, передо мной снова и снова проходили события вещего сна. А эта девочка, такая чистая и прекрасная, почему-то называла меня мамой?.. А я, значит, чем-то болел… Другие люди… какая-то невероятная окружающая обстановка!.. Где это? Что это? Зачем?.. Я был поражен силой того человека, страдающего от страшной болезни, я хотел бы стать таким же сильным, но я снова проваливался во тьму забытья.

      ……

      – Ёзиф!!! Ёзиф! Плотник Ёзиф!.. – на пороге дома, в распахнутой накидке с не покрытой головой, стоял взъерошенный садовник Шимшон, позади него, у ограды, виднелись еще несколько встревоженных мужчин – жителей деревни.

      – Помоги нам Ёзиф! – вступил на порог садовник, ударяя себя в грудь, – Мой сын!.. Мой единственный сын, болен! Вот уже третий день! Он лежит в постели и лает, как собака, а бывает, что воет! Он не встает, не ест и не пьет!.. Если такое продолжится, то мой сын умрет! Ёзиф!.. Еще также страдают сыны Дова и Йорама, и в семьях Леви и Мордехая такое же горе! – указал он на стоявших у забора мужчин, – На наши семьи пало какое-то проклятье! – закончил садовник, не отрывая напряженного взгляда от Ёзифа.

      – Что случилось, почтенный Шимшон? Как я могу