На другой стороне. Юлиана Брит

ноги снова ватой набились, а к горлу подступает предательская тошнота, не хватало ещё проблеваться на чистой улице под всеобщее обозрение. Вот правильно Стефа говорит, там где есть алкоголь – блевота неизбежна. Вот зараза, даже и теперь ее вижу, с ее руками обхватывающими талию и сверлящим взглядом выражающим «Я же говорила!».

      Купив в местном магазине минералки я сел на мраморный парапет. Местный Бродвей с каждой минутой становился более оживленный, всюду сновали люди. Компании молодёжи, мамашки с детьми, скучные офисные менеджеры возвращавшиеся с работы, студенты – распиздяи, и я, надутый и подпитый турист с небольшим рюкзаком. Рядом играл на гитаре и пел очень приятным баритоном уличный музыкант. Я не сразу узнал песню, но знакомый импульс сразу откликнулся во мне.

      «I had a thought, dear

      However scary

      About that night

      The bugs and the dirt

      Why were you digging?

      What did you bury

      Before those hands pulled me

      From the earth?»

      Конечно же, мы с Викой сидели на полу в обнимку, в той самой моей мансардной комнате, и слушали эту песню. За окном лил дождливый август, шептавший об осени, которая так нагло захватывает ещё играющие лето. На Вике были мои треники и мое худи – она одержима страстью к унисексу и оверсайзу, вот и ее стилистическое описание. Никаких каблуков и платьев, нарочное отрицание женственности, но как же она всегда прекрасна и тонка в этих безразмерных тряпках.

      Небо тем временем приобретало все более темные оттенки, в конец стирая существование сегодняшнего дня. Часы показывали двадцать-тридцать, и я вернув себе небольшую часть утраченной трезвости покинул улицу в поисках попутки.

      Боинг 747 ещё не успел взлететь, направив весь свой сверхскоростной поток к Юго-Восточному направлению, как я повернувшись на бок провалился в пьяный сон. Сквозь сон словно убаюкивающие мантры, мне были слышны правила безопасности авиаполёта, чириканье миловидных стюардесс добавляло финальных звуковых аккордов для колыбели, так сладко качающей мое отекшее тело.

      Я вижу поле с золотой рожью и голубое небо, я снова вижу маму, идущую по полю в белом сарафане, но почему-то спиной ко мне. Я зову ее, по имени, как-то странно, но не Алена, я слышу голос, он точно мой, но не сегодняшний, я так звучал в детстве, в года четыре, точно. Я зову ее «Олена», она поворачивается и улыбается.

      – Олена, підемо додому, Олена! – зову ее.

      Она лишь машет головой.

      – Підемо додому, Олена! – снова кричу, но почему же по имени?

      А она лишь улыбается и кружится словно в танце, ее сарафан красиво драпируется в движение. Я опять зову ее по имени, но теперь она дальше, я вижу лишь белый силуэт.

      Я стою возле небольшого умывальника в кабине туалета, ополоснув лицо водой, так жадно выдавленной из самолетного смесителя. Тонюсенькую дверцу уже тиранит какой-то нетерпеливый пассажир с хорошо работающим мочевым пузырем, всем не терпится хоть что-то, да побыстрее выдавить на этот свет и именно сейчас. Одни на обозрение выдавливают минутные видео в Тик-ток, другие случайные в невпопад сказанные глупости, под ласковое поглаживание головки