У вас один общий друг. Картер Бэйс

скрипка?

      – Это мой первый инструмент. В скрипке есть нечто особенное, не правда ли? Струнные – наиболее человечная группа инструментов, – изрекла Мередит. – У них есть голоса. Считается, что к человеческому голосу ближе всего по тембру виолончель, но к моему ближе скрипка. Когда я играю, не нужно дуть, как в трубу или гобой: у скрипки свое дыхание, точно она живая. Да, этот инструмент почти личность. Знаете, как очень умный пудель или обезьянка в зоопарке; она печально смотрит на тебя, и ты будто заглядываешь ей в душу. С одной стороны, обезьянка горюет, потому что заперта в клетке, с другой стороны, ее почти человеческая душа заключена в теле животного. Она практически человек, но не совсем, – вот и тоскует из-за этого “не совсем”. ДНК шимпанзе на девяносто девять процентов совпадает с нашим, однако они – это они, а мы – это мы. Этот один процент – пропасть, которую не преодолеть; им остается лишь беспомощно смотреть на нас с той стороны, где тебя запирают в клетку, надевают дурацкую шляпку и заставляют танцевать. Голос моей скрипки тоже преисполнен печали о том, что она – всего лишь деревянный инструмент, которому никогда не стать человеком. Именно поэтому в нем столько тоски. Я назвала ее Пиноккиа».

      Господи, Мередит, замолчи уже, твой снобизм невыносим. То, что ты опубликовала интервью на своей страничке, – вот что ввергает в печаль. Статья Элис не понравилась, но она все равно поставила лайк, как и остальные двести восемнадцать друзей Мередит. Откуда у нее двести восемнадцать друзей?

      Загорелся экран телефона. К своему немалому облегчению, Элис вырвалась из пучины негодования. Мередит – славная девушка. Она скрипачка, а все скрипачи слегка с придурью.

      Пришло сообщение от Рокси.

      – Ты там?

      – Да.

      – А он?

      Элис взглянула на Боба, сидящего за барной стойкой. Он перехватил ее взгляд и вопросительно приподнял брови. Элис поспешно отвела глаза и вернулась к телефону.

      – Да, он здесь. Ты где?

      – В травмпункте. Врезалась в столб. Не дошла всего пару домов. У меня все в порядке. На девяносто девять процентов.

      – Ты придешь?

      В кабинете врача висело зеркало. Рокси старалась в него не смотреть, только выбора не оставалось. Она бросила беглый взгляд на отражение. Нос сломан. Один глаз заплыл, на щеке – синяк, лицо будто обработали пескоструем.

      – Боюсь, придется пропустить.

      Элис вздохнула. Прямо сейчас Мередит Маркс репетирует. Хотя нет, сегодня четверг, восемь вечера. Она выступает. Элис попросила у бармена счет.

      – Что на тебе надето? – спросила Рокси. Элис оглядела свое платье – довольно нарядное, без рукавов, сверху красное, снизу коричневое. В интернет-магазине оно сразу ей понравилось: аппетитное, сочное, вкусное. Она никак не могла понять, откуда такие ассоциации, пока его не примерила.

      – Платье, в котором я похожа на бутылку соевого соуса. А что?

      – Симпатичное? Ты в нем хорошо выглядишь?

      На оба вопроса ответ – да.

      – Да.

      – Погоди