И даже небо было нашим. Паоло Джордано

На площади.

      – Там в эти дни уйма народу, в Остуни. Все эти наглые туристы. Хочешь травяной чай?

      – Нет, спасибо.

      – Тогда завари мне, будь добра.

      Когда я принесла ей чай, она сидела все в той же позе, уставившись в экран телевизора.

      – Это тот смуглый, да? – спросила она, не поворачивая головы.

      Чашка зазвенела о блюдце. Немного чая пролилось, и она это заметила.

      – Что?

      – Да, это смуглый. Второй, родной сын Чезаре, тоже симпатяга. Но смуглый, конечно, интереснее. Как его зовут?

      – Берн.

      – Просто Берн? Или это уменьшительное от Бернардо?

      – Не знаю.

      Секунду она молчала. Потом сказала:

      – Я пытаюсь вспомнить, чем мы занимались по вечерам, когда я была в твоем возрасте. И знаешь, что мы делали? Ездили на площадь в Остуни. Он ласковый?

      – Да.

      – Это очень важно.

      – Давай я отнесу тебе чай в спальню, – предложила я. – Там ты сможешь прилечь.

      – Хорошая мысль, – сказала бабушка, упершись ладонями в колени, чтобы встать.

      Она пошла за мной в спальню. Прежде чем оставить ее одну, я сказала:

      – Только ему не говори, пожалуйста.

      В ответ бабушка улыбнулась, и я сочла это знаком согласия. В коридоре я приложила ухо к папиной двери: с той стороны слышалось ровное дыхание спящего.

      Я приняла душ, потом сняла и снова надела пижамные брюки, примерила минимум четыре футболки, скользнула под одеяло, потом села на стул: может быть, Берну будет приятно лечь в теплую постель. Все, что у ручья происходило легко и просто, сейчас вызывало у меня тревогу. Все это вдруг стало казаться мне бесчестным, грязным.

      В три часа я решила, что он уже не придет. Наверное, не сумел выбраться незаметно, а может, просто забыл. Второй вариант показался мне более убедительным. Скорее всего, большая драка, в которую мы едва не ввязались, настолько возбудила его, что предстоящее свидание вылетело у него из головы. Когда дело касалось Берна, я гнала от себя дурные мысли.

      Но немного погодя я услышала легкий стук. Это он поставил ногу на водосточную трубу, подумала я. И решила стоять у окна, пока не услышу свист. После этого я открыла ставни и помогла Берну забраться в окно. Спрыгнув с подоконника, он порывисто поцеловал меня. Изо рта у него пахло сигаретами и пивом: то ли не почистил зубы, то ли выпил еще. Затем он нащупал мою грудь, сначала сквозь футболку, потом футболка была сорвана.

      – Как ты напряжена, – сказал он, продолжая ласкать меня и раздевать (теперь он снял трусики и стал целовать мне бедра).

      – А вдруг нас услышат?

      – Никто нас не услышит.

      Отстранившись, он взглянул на кровать, стоявшую у стены.

      – Как ты хочешь – на простыне или под простыней?

      – Не знаю.

      – Я предпочитаю на простыне. А свет? Не будем его выключать, ладно?

      Мы забрались на кровать и встали на колени лицом друг к другу. У меня перехватило дыхание, когда я увидела его таким, обнаженным и