Великий Ван. Николай Байков

шла быстро, широко шагая, выбирая чистые места, без зарослей, и стараясь ступать не по земле, а по камням, чтобы не оставлять следов. Иногда, в силу необходимости, ей приходилось делать прыжки с камня на камень. Тигренок притаился и молчал, только во время прыжков он крякал и еще более подтягивался, и сжимался.

      Два раза ей пришлось опустить его на землю, чтобы дать отдышаться и переменить положение, но звереныш героически переносил путешествие, инстинктивно чувствуя, что так надо, что это неизбежно. Через четверть часа тигрица принесла своего сына в новое жилище. Оно было менее удобно и не так комфортабельно, подстилка из травы и листьев в нем отсутствовала, ложем могла служить только голая земля.

      Положив своего детеныша на землю и лизнув его несколько раз в мордочку, мать ушла назад к старому логовищу, где оставалась ее дочь. Переноска второго тигренка совершилась также благополучно и быстро, как и первого.

      Новое жилище хотя и было менее удобно, но более безопасно, так как находилось почти на самой вершить горы Татудинзы, среди недоступных для человека каменных россыпей. Сюда не заходил даже дикий зверь и редкая птица залетала в эти гранитные дебри.

      Сойки и сороки, лесные кумушки, сюда не показывались никогда, они не поднимались выше границы лесов. Из птиц только одни горные орлы посещали эти высоты: и гнездились в расщелинах скал.

      Семья могучих хищников нашла здесь надежное убежище, вполне безопасное от всяких врагов. Охотничьи угодья отсюда были далеко. Тигрица теперь могла спокойно оставлять детей одних и удаляться на охоту в дубняки, лежащие у подножья горы.

      Новое логово было расположено в большой пещере, под самой вершиной, откуда открывалась чудная панорама бесконечных лесистых хребтов, как волны застывшего моря, уходящих вдаль горизонта.

      На западе, в туманной мгле голубых далей как фантастическая фата-моргана мерещилась светлая долина Сунгари. На востоке, среди темно-зеленых отрогов Лао-а-лина и Кентей-Алина едва намечалась узкая долина Муданцзяна с его изумрудными озерами и светлыми полосками пашен. С севера и юга, к подножью Татудинзы, теснились бесконечные цепи горных хребтов, покрытых темными дремучими лесами; к северу хребты эти тянулись на сотни километров, упираясь своими отрогами в устье реки Муданцзяна, при впадении ее в Сунгари, а к югу уходили к границам Кореи, сливаясь с северными отрогами Чан-Бай-Шаня.

      Самая вершина горы в летнее время муссонов почти всегда бывает закутана облаками и только осенью и зимой она белеет своими девственными снегами в прозрачной синеве неба.

      В этом заоблачном замке семья могучих зверей могла жить совершенно спокойно в непосредственном соседстве с беркутами. Ни один звук тайги не достигал эти каменные твердыни. Вечное безмолвие пустыни господствовало здесь и только зычный клекот горного орла раздавался над дикими ущельями и утесами Татудинзы.

      В ясные солнечные дни тигрица выводила своих детенышей из глубины мрачной пещеры на горные каменные террасы и уступы, ложилась там