Вавилон. Пламя. Ярослава Раскольникова

не обязательно должна означать отсутствие дисциплины.

      – Смотря о чем речь. Если в твоем воспитании была дисциплина, то в чем выражалась его свобода?

      – В подходе. В идее. В том, что ты сам выбираешь дисциплину. Потому что тебе смогли объяснить, почему это важно.

      Варац покивал, хмыкая.

      – Сколько тебе было лет, когда ты начала обучение?

      – Десять.

      – Довольно рано. Учитывая твое клеймо, – Варац кивнул на руку Дарири. Чародейка рефлекторно отдернула рукав. – Подозреваю, что тебя к ренегату на воспитание отдали не любящие родители. Как бы ты ни попала на обучение, вряд ли у тебя был выбор его бросить. Потому что альтернатива – это церковный приют, где тебя держат до шестнадцати, а потом вышвыривают на улицу.

      Дарири тихо фыркнула.

      – Ты ничерта не знаешь обо мне и о том, как я росла.

      – Интересно то, что на Севере почти не употребляют слово “сирота”, не замечала? Их такое количество, что их делят на категории поменьше, и используют в речи уже их. Приютские, нижегородские, изгнанники, – Варац помотал рукой в воздухе. – За содомию полагается казнь колыбелью Агнца5, однако же ты здесь. У тебя в речи нет следов крестьянского или нижегородского акцента, в отличие от нее, – Варац кивнул на Лилит. – Значит, тут история поинтереснее. Вопрос в том, какая. Высокородный дом? Церковная семья, купеческая?

      – Какое тебе дело?

      – Совершенно никакого, – пожал плечами Варац. – Но вопросы вполне безобидные, разве нет? И вроде как ни к чему не обязывают.

      Дарири убрала прядь волос за ухо.

      – Да, не обязывают. Но я не хочу на них отвечать.

      Лилит перевернулась на спину.

      – Рты закройте, – пробормотала она в полусне.

      Дарири неслышно вздохнула, и покачала головой. Она подбросила в костер еще несколько веток, которые с треском скукожились в пламени у нее на глазах.

      – Значит, вы жили вместе, – сказал Варац на полтона тише. – Раз ее учил твой мастер.

      – Несколько лет, – ответила Дарири полушепотом.

      – Ага. И в какой момент ты поняла, что влюблена?

      Дарири прожгла чародея взглядом. Тот ответил хитрым прищуром и наглой ухмылкой.

      – Не пойми неправильно, дорогуша…

      – Закрой рот, – перебила Дарири. – Ты ничерта не знаешь.

      – Так просвети меня, – Варац прилег, опершись на локоть.

      – С чего вдруг? Пока все, что я от тебя слышала – это оскорбления, издевки, или то, что ведет к оскорблениям или издевкам. С какой радости мне давать тебе еще поводы?

      – Очень здоровый ответ, – улыбнулся Варац. – Совершенно нормальный и понятный. Только она обращается с тобой не сильно лучше. И тем не менее, ты привязана к ней, и любишь ее, – чародей склонил голову набок. – Вот мне и стало интересно, как так получилось.

      Дарири устало выдохнула.

      – Я искренне надеюсь, что у нее хватит ума держаться от тебя подальше, – чародейка провела рукой по лицу. Она поднялась на ноги, отряхивая изорванный

5

Сооружение в человеческий рост, представляющее собой кол с деревянной пирамидой наверху. Приговоренного сажали на навершие пирамиды, и подвешивали к ногам грузила. Через несколько колоколов невыносимых страданий он умирал от боли и потери крови.