Точка окончательной коррекции. Уровень 2. Истории Дотда и Карла. Вениамин Солатомин

легче дышать и возникло непреодолимое желание встать. Мы все поднялись и стали одеваться. Х/б была мягкой и ласковой. Было видно, что она как бы недавно проглажена – как будто нас специально дожидалась. Одевались не спеша, от трусов до гимнастерок. Как только оделись, вдалеке загорелся большой красный фонарь в круглом плафоне и прозвучал знакомый голос из усилителя:

      – Обед.

      Мы побрели на свет. В конце ряда коек оказалась стена с подозрительно чистой штукатуркой и открытые двери. Пройдя по небольшому коридору мы оказались в обычной армейской столовке. На столах уже стояли комплекты из алюминиевых мисок с первым и вторым, а также стаканчиками с чем-то. Вкусно пахло хлебом, который лежал в отдельных больших мисках. Особо не переживая мы сели за стол и поели. Кормят, значит будем жить. А остальное – разберемся.

      – Посуду сдать в приемник, – прозвучала очередная команда.

      Надпись «для посуды» легко узнаваемого вида была на привычном месте. Особо не переговариваясь, мы собрали посуду и по одному выстроились в очередь. После того, как мы вышли в коридор, оказалось, что двери, которые вели в казарму закрыты, а открыты другие, за которыми поблескивал светлый кафель. Все двери были добротного вида из железа с белой покраской. Поэтому мы побрели в открытые двери. Здесь нас ждал небольшой сюрприз. За дверями было небольшое помещение, которое было перегорожено стальными прутьями и вертушкой во весь рост. За вертушкой были еще одни двери и большое окно матового непроглядного цвета.

      – По одному, заходи, – прозвучал невыразительный голос.

      Желания для сопротивления не было, наоборот, хотелось войти первым. По одному мы подходили к вертушке. Она пропускала только одного, затем фиксировалась. Далее каждый подходил ко второй двери исчезал за ней. Подошла и моя очередь. Войдя за вторые двери, я оказался в небольшом помещении, где располагалось несколько коек больничного вида, и несколько человек в белых халатах и масках. В противоположной стене располагалась еще одна дверь. Она была закрыта.

      – Оголяйтесь по пояс и ложитесь на эту койку, – добродушно сказала одна из масок.

      Опять, почему-то исчезли все сомнения. Я спокойно выполнил команду.

      – Сейчас будет немного больно, – сказал опять же тот врач.

      Он поднес непонятную пластину к моей груди и осторожно ее приложил. Пошла резкая боль. Когда боль, казалось, станет нестерпимой, она внезапно исчезла и сменилась вполне терпимым зудом.

      – Все, одевайтесь. – сказал доктор.

      Пластины в его руках уже не было. Непонятно было куда она подевалась. Одеваясь, я заметил на себе надпись и ромбы, которые вы сейчас видите на мне, Сидор Гамович.

      Дальше день был невыразителен и пролетел с ужином незаметно. Нас вернули в казарму, и мы хорошо выспались. На следующее утро нас отвели в поле. Перед выходом из казармы всем приказали