Огни возмездия. Эван Уинтер

уже догонять остальных, – сказал он.

      Взглянув на раненую ногу Тау, Темба приподнял бровь и скривил губы.

      Тау не мог вынести оценивающего взгляда товарища, видевшего его слабым, и захромал вперед так быстро, как только мог, едва не теряя сознание от боли.

      Длинноногий Темба снова его догнал.

      – Уймись, Тау. Ты уже чемпион. Тебе не надо больше ничего доказывать.

      Не поднимая головы, чтобы Темба не видел его страданий, Тау указал на солдат, Ихаше и Индлову.

      – Нужно быть вдвое сильнее, чтобы получить это звание, и втрое – чтобы они поверили, что я его заслуживаю.

      Темба пожал плечами.

      – И их мнение о тебе стоит боли и жертв?

      Его тон был настолько серьезен, что трудно было поверить, что это сказал Темба, и Тау поднял глаза, чтобы посмотреть на брата по оружию.

      – Я не делаю ничего ради мнения других.

      Тау знал, что принять это было трудно, но Темба без улыбки, без шуток и неискренности, все же спросил:

      – Тогда ради чего?

      – Потому что ограничения, которыми мы были связаны, никогда не были нашими, и истории, которые нам рассказывали о нашей природе, нашей незначительности и наших недостатках, никогда не были истиной.

      Когда Темба заговорил, голос его звучал совсем тихо:

      – Так вот ради чего? Думаешь, и мы можем быть Вельможами?

      Нога Тау горела, будто под бичом, но он ускорил шаг, не позволяя боли себя остановить.

      – Дело не в этом, – сказал он. – Ложь не в том, что мы не можем быть равными. Она в том, что они отличаются от нас. Мы и есть равные.

      Да, если судить по росту, Вельможи были выше. Если по физической силе, Вельможи были сильнее. Но Тау знал, кто решал, как судить, и эти люди предпочитали судить по тому, в чем сами имели преимущество. Они говорили: «Это превосходство не только физическое», отчего представлялось, будто их декреты вытекали из законов природы, хотя на самом деле они были не более чем корыстными суждениями. Они писали правила на свой лад, преуспевая чаще других и указывая на это как на свидетельство своего превосходства. Все это было ложью.

      Однако, взглянув на Тембу, Тау почувствовал себя немного глупо. Обычно саркастичный Ихаше выглядел слишком серьезным, слишком напряженным. Это не было на него похоже.

      Темба молча кивнул в ответ. И это тоже удивило Тау, который ждал от друга какой-нибудь колкости, насмешливой ухмылки.

      – Я скучаю, – сказал Темба.

      – По чему?

      – По тому, как в таких переходах, он всегда кашлял.

      – Чинеду?

      – Я скучаю по его кашлю, понимаешь? Это глупо, нэ?

      Тау посмотрел Тембе в глаза и покачал головой.

      – Нет, не глупо.

      Никто из них больше не проронил ни слова до самых Утесов, где коготь собрался на тренировочном поле, прежде чем разделиться на зубцы.

      Удуак со своими бойцами уже был на месте и разговаривал с Хадитом. Они пожали друг другу руки, Хадит сказал еще несколько слов, Удуак махнул Тау, Тау ответил. Затем Удуак приказал своим людям выдвигаться, и они ушли.

      Келлан со своими людьми тоже