Ревизор: возвращение в СССР. Серж Винтеркей

ещё Ивлев?! – не выдержав, спросил я каким-то чудны́м голосом. Поразился, как непривычно он звучит.

      Уазик резко затормозил, и мой вопрос остался без ответа. В свете фар я разглядел крыльцо с колоннами и вывеску «Святославская городская больница».

      Старший сержант быстро вышел из машины и, взбежав по ступенькам, начал молотить кулаком в высокую двустворчатую дверь. Николаев выволок меня из машины и подтолкнул к крыльцу. В темноте я успел разглядеть двухэтажное здание, похожее на помещичью усадьбу.

      В ближайших окнах загорелся свет. Из-за двери послышался женский голос:

      – Кто там?

      – Это Ефремов. Открывай, Марин! Ихтиандра недоделанного привезли.

      Двери больницы открылись. В полосе света в дверном проеме появился четкий силуэт женщины-медика в медицинском халате и колпаке.

      – Почему недоделанного? – спросила она, выходя на крыльцо.

      – Потому что живой, – ответил старший сержант. – Хотя, крыша у него протекла: фамилию свою не помнит.

      Я все еще не мог опомниться. Для галлюцинации ощущения были слишком реалистичны. Хотя мне трудно было судить, раньше галлюцинаций у меня не было. Может так и должно быть?..

      Мы всей толпой вошли в больницу. В просторном холле под высоким потолком ярко светила большая люстра с закрашенными белой краской плафонами. Пахло хлоркой и мочой. Как говорится, бедненько, но чистенько. Каменные мозаичные полы, местами, заметно вытоптаны. Стены до половины выкрашены в грязно-желтый цвет, а выше – побелены.

      Очень меня впечатлили старые, тысячу раз покрашенные, застеклённые деревянные межкомнатные двери и оконные рамы. Окна даже были заклеены от сквозняков полосами белой ткани. Потрясающие декорации!

      Хотя я снова поймал себя на мысли, что для галлюцинаций это все как-то слишком натурально. И почему Советский Союз? Мое подсознание зачем-то от стресса меня решило в детство закинуть?

      – Стойте у входа! – приказала врач нам с Николаевым. – Засрете сейчас здесь всё.

      Наконец, я обратил внимание на эту женщину: она была молода, с красивыми чертами лица, очень строгая и уставшая. Русые волосы сзади выбивались из-под белого колпака. Она была очень стройной. Даже белый халат унисекс не мог скрыть её красивую фигуру. Какая свежая, естественная красота! Давно такой не видел. Я с удивлением и восхищением смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверями с надписью «Прием неотложных пациентов».

      Николаев стянул с себя сапоги и начал стаскивать с себя мокрую шинель.

      – Раздевайся! Что стоишь? – рявкнул он на меня.

      Я, на всякий случай, начал расшнуровывать свои потрепанные ботинки.

      – Алексей Вениаминович! – обратился Николаев к старшему сержанту. – Я шапку форменную из-за него в реке утопил. Что мне теперь будет?

      – Расстрел, Николаев! Расстрел, – ответил Ефремов.

      Николаев из кармана форменной рубахи достал удостоверение. По его растерянному виду я понял, что оно