Куда кого посеяла жизнь. Том VII. Повести. Василий Гурковский

их сдаться, но они боялись, что их не простят и расстреляют наши. Видимо было за что. А потом их отряд собрался, и двинулись они в сторону пляжа на русской части Слободзеи, думали вплавь перейти Днестр и соединиться с немцами, которые уже были на правой стороне. Люди рассказывали, что, когда они начали переправляться, подошло два наших танка, пристреляли пулеметами правый берег, и весь уничтоженный конный отряд, унесло течением.

      В те же дни, вдруг откуда-то появился наш бывший квартирант, Пауль. Без погон, весь грязный. Он рассказал, что когда их ночью вызвали в свою часть, там объявили о срочной передислокации, куда-то южнее Слободзеи. Машину Людвига чем-то загрузили, а они втроем, на мотоцикле, выехали в сторону Незавертайловки, впереди колонны. Людвиг вел мотоцикл, Карл сидел в коляске, а Пауль –на заднем сидении. Была плохая видимость, возле какого-то села их обстреляли, наверное, русская разведка. Людвиг свернул на дорогу, ведущую через сад. Где-то на повороте, из-за деревьев выскочил русский танк и, как утюгом накрыл мотоцикл. Пауль как-то сумел перед этим спрыгнуть и скатиться в старую траву. Там отлежался до ночи, прятался в каких-то старых сараях и вот пришел к нам. На уговоры дядей – пойти и сдаться – отказался, поел печеной картошки и ушел к Днестру, на правом берегу которого были немцы…

      Судьба жестоко разобралась с моим злобным «пугалом», ну, видно ей (судьбе) виднее – с кем и как поступать. В середине апреля 44-го года, в Слободзее, появились наши солдаты. Люди, конечно, больше чем радовались. Многие просто плакали, от всего вместе – от радости, от надежд на будущее, а главное от того, что подошел конец чужеземной оккупации. Вроде бы нас (лично) не пытали, не жгли и не расстреливали, как в других местах, даже в близких к нам, но жить под кем-то, тем более, под врагом, и в военное время- не дай Бог никому.

      Сегодня много говорят об оккупации и оккупантах, особенно такие разговоры популярны у наших соседей справа и слева (Молдова, Украина), да и в других некогда братских республиках, ныне суверенных государствах. Я человек по натуре добрый, наверное, даже излишне добрый, но тем, кто так говорит, имея в виду Россию и русских, понятно, что в том числе и моего деда, и отца, и меня тоже, я бы пожелал только одного – познать действительно, что такое чужеземная оккупация и «Нерусские» оккупанты – и тогда весь этот их бестолковый или кем-то проплаченый лепет, как ветром сдует. Грешно называть оккупантом того, кто готов отдать последний кусок хлеба или последнюю рубашку нуждающемуся, на территории, куда он пришел, в силу каких-то обстоятельств, тем более, не как захватчик.А еще более грешно и отвратительно – прикрывать якобы «национальным притеснением», свою ничтожность, простите.

      Апрель – май 1944 года, в Приднестровье, были бурными и неоднозначными месяцами.Мы получали больше информации, появились даже отдельные фронтовые газеты. Дяди мои их читали, естественно общались с солдатами и хоть что-то, да знали об окружающей нас жизни, хотя бы в общих чертах.

      Слободзея