Война роз. Троица. Конн Иггульден

Запах съестного неожиданно разбудил в Дерри такой аппетит, что в глаза Маргарет возвратился лукавый, чуть насмешливый огонек. Горячая душистая похлебка в буквальном смысле оживляла, словно напрямую разливаясь по телу и насыщая, прогревая его до мозга костей. Дерри, причмокнув, рванул зубами ломоть хлеба, такого свежего, что его даже не нужно было макать в содержимое тарелки.

      – Думаю, жить он все-таки будет, – криво усмехнулся через стол Бекингем. – На вашем месте, ваше высочество, я бы опустил взор на стол. То, как он грубо уминает пищу и сглатывает, тиранит глаз: того и гляди примется жевать еще и бахрому у скатерти.

      Дерри холодно на него посмотрел, но предпочел смолчать: не хватало еще нажить себе нового врага. Одного герцога, ищущего тебя повсюду, должно быть достаточно, во всяком случае, пока.

      Он откинулся на спинку стула, зная, что пользуется у королевы расположением бо́льшим, чем кто-либо еще из ее слуг. И был за это благодарен. Отирая рот льняной салфеткой, он мстительно улыбнулся Бекингему.

      – Ваше высочество, благодарю вас за ваше терпение. Теперь я, можно сказать, ожил достаточно, чтобы поведать новости, которыми располагаю.

      – Дерри, вас не было два месяца! Что вас все это время удерживало вдали от короля?

      Дерри сел прямо, отодвинув от себя тарелку как раз перед тем, как ее подхватил кто-то из слуг.

      – Ваше высочество. Прежде всего я укреплял ряды тех, кто держит передо мной отчет. В каждом благородном доме у меня есть мужи и женщины, преданные королю Генриху. Кое-кого из них, увы, больше нет: или найдены и схвачены, или вынуждены бежать и скрываться. Иные продвинулись на должности, облечены властными полномочиями, что, по их мнению, дает им право претендовать на более высокую оплату. Им я, не скупясь на время, как мог втолковывал, что верность королю не измеряется серебром, хотя кто-то, бывает, и зарится на свои тридцать сребреников.

      Королева Маргарет была красивой, атласно-золотистой молодой женщиной, еще не достигшей тридцатилетнего возраста, с чистой кожей и изящной шеей. Дерри она выслушивала со слегка прищуренными глазами, время от времени поглядывая на мужа, словно он после всех этих месяцев безмолвия мог вдруг взять и очнуться. Сердце Дерри тянулось к ней – жене человека, по сути, совершенно ее не знавшего.

      – А как там Йорк, Дерри? Расскажите мне о нем.

      Дерри, набрав в грудь воздуха, помолчал, оглядывая роспись потолка. Описать молодой королеве Протекторат надо было поделикатней, чтобы не ранить ее чувств и уж тем более не сокрушать надежд. Нехитрая правда состояла в том, что с управлением страной Йорк справлялся вполне сносно. В числе обвинений, которыми можно было бы заклеймить Ричарда Плантагенета, некомпетентность явно не значилась. Если совсем уж честно, то сложнейшие и весьма заковыристые государственные дела герцог вел куда с бо́льшим опытом и пониманием, чем Генрих за все его годы у власти. Но нельзя, нельзя выкладывать такое напрямую молодой супруге короля, жаждущей хороших новостей.

      – Он не делает