Война роз. Троица. Конн Иггульден

и из глубоких складок извлек наружу кожаный кошель, который буквально втиснул брату Питеру в пальцы.

      – Вот, это вам. Того, что здесь есть, хватит всей вашей братии на целый месяц, а то и больше.

      Францисканец, задумчиво взвесив кошелек на ладони, протянул его обратно.

      – Нищим, Дерри, всегда Бог подаст. А это ты оставь себе, хоть доброта твоя меня и трогает.

      Дерри, пятясь, замахал поднятыми руками.

      – Брат Питер, прошу, возьмите! Это все ваше.

      – Ну ладно, ладно, – успокоил монах, убирая кошелек под рясу. – Уверен, что мы найдем этому лучшее применение или поделимся с кем-нибудь, кто в нужде еще большей, нежели мы. Ступай с Богом, Дерри. Кто знает, может, настанет время, когда ты решишь примкнуть к нам в странствии длиною больше, чем пара дней. Буду об этом молиться. Ну что, пора в путь, братья, – обратился он к остальным, – опять дождь начинается.

      Каждый из монахов поочередно подошел к Дерри и, перекрестив, напутственно приобнял. Даже Молчун Годуин приблизился и согбенно, выпростав из-под камня свою лапищу, сжал ладонь Дерри так, что хрустнули кости.

      Дерри остался одиноко стоять на вершине холма возле стен замка, глядя, как стайка францисканцев удаляется вниз по узкой покатой улочке. Дождь действительно возобновился, отчего тело изнутри бил озноб. Он взял путь на будку караульни близ ворот королевской крепости. Ощущение было такое, что за ним наблюдают, и он припустил трусцой, торопясь поскорее укрыться под сенью стен, где повернул к темной безмолвной фигуре караульного. Приблизившись, он сощурился, вглядываясь в густеющий сумрак. Стражник вымок не меньше, чем Дерри, и отличался от него разве что наличием алебарды и сигнального колокола. Постой-ка вот так на часах в дождь и град, холод и зной.

      – Доброго тебе вечера, сын мой, – делая в воздухе крестное знамение, приветствовал Дерри.

      – Побираться здесь запрещено, отче, – хрипло и нехотя откликнулся после паузы стражник, при этом все же добавив: – Уж извини.

      Зубы Дерри, синевато-белые на темном от дорожного загара лице, засветились в улыбке.

      – Сделай-ка вот что: сообщи обо мне своему капитану. Держу пари, ему захочется выйти мне навстречу.

      – В такую погоду вряд ли, отче, – угрюмо возразил стражник. – Неохота его сердить.

      Дерри исподтишка глянул вниз и вверх по дороге: вокруг никого. С одной стороны, это хорошо, но впору рухнуть от усталости, а в животе урчит от голода.

      – Скажи ему одно лишь слово – «виноград», – и охота у него вмиг появится.

      Стражник какое-то время смотрел с хмурым сомнением; Дерри ждал, сплотив всю уверенность, какую только можно было выставить напоказ. Через минуту-другую человек сдался и, пожав плечами, резко свистнул. У него за спиной в караульне открылась дверь, из которой тотчас хлынул поток ругани и насчет дождя, холода, и вообще.

      Вышедший наружу имел щеголеватые, закрученные кверху усы, которые под дождем уже начали никнуть. Сейчас он вытирал руки о кусок ткани, а к губе сбоку лепился кусочек недоеденного яйца. На стоящего под дождем фриара