Рождение казака. Евгения Ляшко

причинам не стал. Единственное, что вызывало у него нотки грусти, это были мысли о Маше, четырнадцатилетней сестре друга, по которой он постепенно начинал скучать. Однако парадокс состоял в том, что именно для неё, ему хотелось совершить здесь нечто героическое. Сделать такой подарок, который остался бы в истории навсегда. Такой подарок, который он смог бы ей вручить, даже если никогда не вернётся домой.

      Вынырнув из кладовой, парни, прогулочным шагом пошли подкрепиться в Людскую, в которой немедля напоролись на озабоченного Емельяна Прохоровича.

      – Вы откуда? – гаркнул есаул, по лицу которого было видно, что он не в духе.

      – В парке гуляли, – ляпнул Паша и тут же протянул письмо:

      – Как договаривались. Точнее почти как договаривались. Насильно всунула в руки молодая особа.

      – Так уж и насильно? – усмехаясь, с издёвкой выговорил есаул, разворачивая благоухающую люксовым парфюмом записку, в которой ровным почерком замелькали французские буквы.

      Через минуту Емельян Прохорович озвучил вердикт.

      – Этим двоим, так и быть, помогите. Недалече чем зимой обвенчаются. Он будущий госслужащий, а ныне лицеист Фёдор Иннокентьевич Кордоленский, а она фрейлина* из одной титулованной фамилии Софья Андреевна Румянцева.

      И тут от следующего вопроса казака богатырских параметров, липкий пот заструился по спинам у обоих подростков.

      – А где Софья Андреевна вам его вручила?

      Замычав, молодые люди, уши которых одновременно вспыхнули алым цветом, выдали нечто нечленораздельное.

      – Всё понятно, фрейлина запретила говорить, – отмахнулся есаул, после чего услышал нервные смешки подопечных, и тут вскинув брови домиками, Емельян Прохорович спросил:

      – Павлуша, а ты грамоте обучен?

      Стенпанцев выпятил грудь колесом:

      – Конечно.

      – А ну, ступай, со мной, я испытаю каков ты, – похлопал по рукояти сабли, обрадованный таким ответом мужчина.

      Пашины проверочные испытания начались с того, как он разгадал, что ему сейчас предстоит. Тело подростка слегка обмякло и заходило ходуном будто холодец, когда он зашёл вслед за есаулом в заставленное доверху тесноватое складское помещение, где престарелый ведающий продовольственными запасами ключник в чёрном сюртуке с потёртыми нарукавниками, скрючившись за столом, что-то строчил в амбарной книге поскрипывая заточенным гусиным пером, периодически макая его в чернильницу.

      – Аркадий Игнатич, любезный, выдели-ка мне листочек какой, да пёрышко, – пробасил Емельян Прохорович.

      Морщинистый старичок, бегло взглянул на осунувшегося паренька, которого есаул подтолкнул ближе к столу, и снисходительно осведомился у есаула:

      – Чего это тебе приспичило?

      – Да вот, мальца опробовать хочу. Коли справится, то рапорт писать усажу.

      – Понимаю, твоими грабарками, тока саблю держать, – поднимаясь, прыснул ключник.

      Отодвинув открытую книгу, ключник уступил место Паше, подложив перед