Рождение казака. Евгения Ляшко

может закончиться, Елена Юрьевна была готова упасть в обморок, твердя по кругу одну единственную фразу:

      – Как это всё попахивает заговором…

      Голос сына, прозвучал твёрдо:

      – Мам, иначе никак. Сперва мы должны избавиться от конверта, но так, чтобы никому не навредить. Мы не хотим записаться в предатели России.

      Друг вторил:

      – Без вариантов. Именно так. Обещаю, как только закроем этот вопрос, сфокусируемся на поиске пути домой.

      Дипломированному психологу очень не нравилось её положение. Она не имела возможности речами и не вербально влиять на друга сына. И ей пришлось снова довольствоваться тем, что Паша передал Бойченко, сказав двумя словами – «Она согласна», вместо того, чтобы озвучить однокласснику всё то, что Елена Юрьевна вещала в течение пяти последних минут о различных мерах предосторожности.

      Образовавшаяся пауза насилу закончилась, Глеба осенило решение, и он незамедлительно его изложил:

      – Погодите-ка, когда мы сегодня здесь немного заплутали, я кое-что приметил. В одну комнату около Главной кухни заходили слуги с крытыми блюдами. Много слуг. Очень много слуг. Я хочу сделать предположение, что это вход в некий подземный тоннель, по которому можно попасть в императорский дворец. Не по улице же они всё это туда-сюда носят?

      – Голова! Но нам бы карту дворца, чтобы не заблудится.

      – И надо переодеться во что-то другое. Я думаю, что казачья справа однозначно не подходит. Кто его знает, кто там во дворце встречает. Может быть, к лакеям с подносами присматриваться никто не будет, вон их какая армия здесь трудится и все как на одно лицо в одинаковых одеяниях.

      – И где же нам взять такую одежду? О! Гол! Прямое попадание в ворота! Мы уже знаем, что на первом этаже находятся рабочие помещения. И я полагаю, что всё, что нам нужно мы отыщем на втором! Где-то же они тут все и стираются, и одеваются.

      Глеб вскинул большой палец вверх:

      – Логично! – парень встал и громким шёпотом проговорил:

      – Не будем терять время. Я менее заметный, поэтому мне и идти. Там на месте придумаю, что попросить тряпки, посуду или может, грелку.

      Продолжать безмятежно есть было убийственно сложно. Сердце взбудораженного Паши колотилось в буйном ритме. Дыхание сбилось. Руки тряслись. От напряжения голова казалась чугунной и отказывалась соображать. Интенсивно пережевывая всё, что ставилось поварятами на стол, он продолжал ждать друга, дико боясь, что вот-вот и его заставят освободить место, потому что в Людскую стал наблюдаться наплыв голодной обслуги. Мама робко шептала молитвы. И тут на втором этаже раздался невероятный грохот, сродни тому, что могут произвести здоровенные кузова карьерных самосвалов при загрузке в них только что добытой каменистой породы. Это взрывное событие заставило всех подорваться и в панике устремиться на выход, кто-то даже выпрыгивал в окна. Паша от испуга круто дёрнулся и нечаянно сильно прикусил язык. Он скривился от пронзившей боли, но, не обращая никакого внимания на солоноватый привкус крови, тотчас впопыхах, на пример