Как красный муравей стал черным. Юрий Владимирович Климович

на гнездах.

      Но жена ошиблась. Не было и десяти часов, когда мой семнадцатилетний сынок Гриша прошлепал в сторону деревянного туалета, закуривая на ходу.

      – Слушай, давай с металлоискателем погуляем, – предложил я, когда он покинул «место утренних размышлений». – В монастырь съездим. Помнишь, я оттуда шикарную копейку Александра второго привез…

      Гриша зевнул, стараясь не поворачиваться поврежденной частью физиономии. Впрочем, и я старался фокусироваться на лососевом пеоне слева от него.

      – Ладно, – сказал он после некоторой внутренней борьбы, – только за пивом заедем?

      – Заедем, – обрадовался я тому, что удалось избежать «продолжения банкета». Отоспавшись, Григорий запросто мог отправиться на новую разборку с местными активистами.

      Но до монастыря мы не доехали. На взгорке за очередной деревней высился проржавевший церковный купол. И мы деревенской улочкой повернули к развалинам.

      – Хочешь попробовать? – спросил я, включая «Кондор». Сын кивнул и стал водить поисковой катушкой металлоискателя между могил. Судя по непрерывному писку, который издавал блок управления, все дорожки были покрыты железной трухой.

      – Одни железяки, ни одного приличного звука, – расстроенно сказал он. Однажды я положил на траву золотую монетку и дал ему послушать, как звучит в металлоискателе благородная таблица Менделеева. Это был густой, как у колокола, тон, а не противное повизгивание, характерное для черного металла.

      – Пойду-ка внутри попробую. Только пивка хлебну.

      И он исчез в полутьме притвора. «Хорошо бы продержать его здесь еще часик-другой, а там обед, потом сиеста», – раздумывал я, расположившись в тени вековой липы.

      – Смотри! – Гриша появился с сияющим лицом и показал находку – десятикопеечный царский билон 1913 года. Одну стороны монетки выжелтило, зато «орел» блестел, как будто бы его вчера отчеканили.

      – Ну ты даешь?! – воскликнул я и, взойдя на паперть, заглянул вниз. Пол в церкви отсутствовал, земляная площадка подвала была метра на полтора ниже входа, но насыпь из земли и кирпичного мусора позволяла без труда спуститься к фундаментам колонн.

      Именно на этой насыпи при входе Гриша и нашел старую монету.

      – А в самой церкви пробовал?

      – Пробовал. Пусто, если не считать этих жестянок, – и он достал из кармана пару кусочков примитивного медного оклада.

      – Все равно здорово! – похвалил я, и счастливый «ребенок» за час выудил из той же мусорной кучи еще пару монет начала двадцатого века.

      – Лопатой бы там пошуровать, – сказал Гриша, разглядывая в автомобиле найденные сокровища. А я раздумывал: «Если бы куча образовалась в советское время, то мы бы нашли в лучшем случае довоенную медь. Но тогда откуда царские монеты, и почему все они находились на входе? Судя по всему, это куча столетнего происхождения. Возможно, в церкви был деревянный пол, а в боковом отводе притвора стояла лавчонка, где продавали свечи и другие церковные аксессуары. В давке и толчее народ мог выронить монетку,