Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак. Николай Лейкин

Нисколько он не хуже Порфирия Васильича. Что такое Порфирий-то Васильич? И ему только семьдесят пять рублей в месяц цена.

      – А семьдесят пять рублей в месяц – так почти аккурат вдвое. Да, наконец, когда он к тебе сватался и мы наводили об нем справки на службе, то там сказали, что он сто двадцать пять рублей в месяц получает. Конечно, там наврали, по его просьбе наврали. И все-таки Порфирия с Мохнатовым ровнять нельзя. Твой муж Порфирий – чиновник, на государственной службе состоит, стало быть, благородный.

      – Подите вы! Благородства у него вот на столько нет. Катерина Петровна показала кончик мизинца.

      – Ты все про внутреннее благородство… А я про наружное благородство, про чин, про звание… Мохнатов… У Мохнатова ничего впереди, а этот может в гору пойти.

      – Выгонят его со службы за ростовщичество, выгонят, прежде чем он в гору по службе пойдет. Он даже сам мечтает уйти со службы, чтобы настоящую гласную кассу ссуд открыть.

      – И все-таки останется благородный, и ты будешь благородная. А Мохнатов… Что такое Мохнатов? Тьфу… Отставной козы барабанщик.

      – Да душа-то у него теплая. А уж как бы он любил меня! Ведь влюблен в меня.

      – В деньги твои влюблен был.

      – Нет, нет, не говорите этого. Зачем порочить людей? Он и не упоминал никогда о деньгах. А дали бы вы нам хоть половину против того, что вы дали теперь, и были бы мы счастливы, открыл бы он свою торговлю.

      – Какую? Какую он мог открыть торговлю, ежели он никакой торговли не знает! Он конторщик, а не приказчик. Щелк-щелк на счетах, да и записал в книгу – вот и вся его торговля, – старался пояснить дочери отец и прибавил: – Ну, полно… Уймись… Покорись своей участи, скрепи сердце и ухитрись мужа в руки взять, чтобы он плясал по твоей дудке…

      – Да поймите, папенька, что я даже ухитряться не хочу, потому что он мне противен! – воскликнула Катерина Петровна. – Весь противен! С головы до ног противен!.. Вся душонка у него противная, поганая!

      Катерина Петровна навзрыд плакала, плакала и ее мать.

      – Беда с нынешними девчонками. Прежде этого не было… Прежде всему покорялись, – проговорил Петр Михайлович, махнул рукой и отправился в лавку.

      XVI

      Домой Катерина Петровна вернулась от своих часу в двенадцатом ночи. Вернулась она полубольная от слез, с разбитыми нервами. Слезы ее у родителей, однако, не помогли делу. Отец и мать окончательно отказались принять ее к ним. Прощаясь с ней, отец перекрестил ее три раза и сказал:

      – Смирись… Стерпится – слюбится. А я с ним завтра поговорю.

      Когда Катерина Петровна приехала домой, то Порфирий Васильевич был в гостиной и при свете лампы перетирал тряпкой какие-то вновь явившиеся у них в квартире бронзовые канделябры, помещенные на подзеркальном столике. Не здороваясь с мужем, Катерина Петровна прошла через гостиную прямо к себе в спальную.

      – Что так поздно? – крикнул он вслед.

      Она не ответила. Дверь из спальной в гостиную была отворена.

      – Принесла чего-нибудь съестного от папеньки с маменькой? –