Золотой воскресник. Марина Москвина

плаванье по Днепру. Во всех городах от Киева до Одессы нас еще встречали хлебом-солью. Каховка, Днепропетровск, Запорожье, Херсон, Николаев, Очаков… Библиотеки, школы, дома культуры… Я чувствовала себя суперзвездой. Пока на корабле не воссиял Иртеньев: сразу пошли престижные площадки, дорогие билеты, афиши… Пока не доплыли до Одессы, где к нам собирался присоединиться Жванецкий. И всё. Жванецкий в Одессе – это всё.

      Хотя дирижер оркестра, грянувшего “семь сорок”, когда мы ступили на берег Одессы, поинтересовался:

      – …А где Шендерович?..

* * *

      “Семь сорок” на пристани Одессы отплясывали прославленный лингвист Максим Кронгауз, заслуженный деятель культуры Дмитрий Ицкович, супержурналист Игорь Свинаренко и блистательная Алла Боссарт.

      Но Иртеньев отметил именно меня.

      – Маринка – сущий дьявол! – сказал он.

* * *

      К шапочному разбору подбежал и щелкнул затвором старенький одесский фотограф.

      – Немножко опоздал, но что-то все-таки успел, – заметил Максим Кронгауз.

      – И снимок будет самый лучший! – добавил Лёня.

      Вошли в Днепровский лиман, а там тишина. Только зеркальная гладь с опрокинутыми небесами.

      – Пусто, – сказал Игорь Свинаренко, – как в Москве в инаугурацию…

* * *

      С тех пор как во мне проснулся талант парикмахера, все рвутся ко мне постричься. Даже лысые мужчины. Лёне надоело, он закатил скандал, мол, я под видом парикмахерской устроила притон.

      – Почему меня никто об этом не просит? – риторически спрашивал Лёня.

      И сам себе отвечал:

      – Потому что я так сумел себя поставить!

* * *

      Вызвала на даче слесаря, тот приехал на тракторе с мотором от “Ламборджини”…

* * *

      – У меня была приятельница, – рассказывает сестра Наташка, – она работала в морге, замораживала покойников. Веселая, добрая, модница. Бабушки во дворе говорили ей:

      “Лена – только ты!” Она отвечала: “Бабулечки, не волнуйтесь, все будете красавицы!”

* * *

      На вопрос:

      – Зачем вы пишете?

      Гарсиа Лорка отвечал:

      – Чтобы меня любили.

* * *

      В Доме творчества “Малеевка” режиссер Михаил Левитин жил по соседству с поэтом Яковом Акимом, и они подолгу беседовали. Однажды в комнату Левитина вбежал человек: “Дайте бумаги, я дописываю книгу!” Это был Юрий Коваль.

      – Финальные главы “Суера-Выера” он писал на моей бумаге, – рассказывал Левитин. – А потом подарил мне книгу и подписал: “Вашей бумаге – от нашей бумаги…”

* * *

      Волны любви покачивали театр Эрмитаж, как старый фрегат “Лавр Георгиевич” в океане, на вечере памяти Юрия Коваля. Фотограф-художник Виктор Усков рассказал такую историю:

      – Однажды мы с Юрой отправились в путешествие и, как ни удивительно, Юра для этого странствия выбрал покровителями святых Косму и Дамиана. Обычно – Николая Угодника, а тут вот эти двое. И всякий раз, как привал и костерок, – первый тост за Косму и Дамиана. Почему? С какой стати? А чудо заключалось в том, что вскоре после Юриного