Мой возлюбленный – мужчина на Луне. Дон Нигро

Я женился ради денег.

      ЭВЕЛИН. Ты сказал, что любил ее.

      СТЭНФОРД. Я ее любил, но женился ради денег.

      ЭВЕЛИН. Это ужасно.

      СТЭНФОРД. Это жизнь.

      ЭВЕЛИН. Конечно нет. Ты тоже самое думаешь обо мне? Что мне нужны твои деньги?

      СТЭНФОРД. Я думаю, ты их берешь.

      ЭВЕЛИН. Я их беру, потому что ты их мне даешь, а у меня их нет. Ты думаешь, поэтому я с тобой?

      СТЕНФОРД. Я не собираюсь говорить, что это единственная причина, но, с другой стороны, я – мужчина средних лет. Любила бы ты меня так сильно, если бы я пас свиней в Покипси?

      ЭВЕЛИН. Но ты не пасешь свиней в Покипси. Если бы пас свиней в Покипси, то был бы кем-то еще. А ты – не кто-то еще.

      СТЭНФОРД. Откуда ты знаешь, что я не кто-то еще? Если на то пошло, я довольно часто кто-то еще. Каждый из нас – кто-то еще. Ты тоже – не одна личность, а несколько.

      ЭВЕЛИН. И скольких ты любишь? Ты любишь все личности, из которых я состою?

      СТЭНФОРД. Я люблю смотреть, как свет ласкает твое лицо утром, когда ты спишь, как ребенок. Я люблю смотреть, как свет мягко впитывается в твою обнаженную плоть. Самое важное в мире – это свет. Потом идет темнота. За ней – страсть. Любовь – то, что остается, когда все потеряно.

      (Он нежно целует ее в губы. Потом уносит свой эскиз в темноту глубины сцены).

      Картина 6

      К чему Гарри Тоу относился серьезно

      (ГАРРИ направляется к ЭВЕЛИН, продолжая рассказывать какую-то историю).

      ГАРРИ. И этот болван спорит со мной, что мой «Стэнли стимер» не пройдет в витрину на Пятой авеню, вот я и въехал в нее. Прошил с легкостью.

      ЭВЕЛИН. Гарри, ты мог кого-то убить.

      ГАРРИ. Чуть порезал лицо. Я был в защитных очках и цилиндре. Раздавил пару манекенов и до смерти напугал какую-то старуху с дохлой лисой на шее.

      ЭВЕЛИН. Но почему тебя не арестовали?

      ГАРРИ. Мама всегда вытаскивает меня из подобных передряг. Но самое главное – я выиграл пари! Я хочу сказать, пять баксов – это пять баксов. Однажды я, с дробовиком в руке, двадцать кварталов бежал за таксистом по Бродвею, потому что он обсчитал меня на четвертак.

      ЭВЕЛИН. Это какое-то безумие, Гарри.

      ГАРРИ. Ну, не знаю. Я, конечно, кипел от злости, но дробовик не был заряжен. Правда, тогда я этого не знал. На самом деле я редко выхожу из себя, хотя иной раз иду по Шестой авеню, отвешивая тумаки проходим. Согласно моей версии, если ты бьешь человека, он уже не может ударить тебя первым.

      ЭВЕЛИН. Но они могут ударить в ответ.

      ГАРРИ. Нет, если ты врежешь им от души. Послушай, детка. Нельзя идти по жизни, позволяя людям шпынять тебя. Ты просто обязан постоять за себя. Однажды я въехал на лошади в клуб, куда меня не принимали. Не потому, что злился. Просто хотел посмотреть, примут ли они лошадь.

      ЭВЕЛИН. Гарри, ты слишком глупый для этой жизни.

      ГАРРИ. Богатым дозволено вести себя глупо. Это часть нашего обаяния. Почему, по-твоему, я учился в Гарварде?

      ЭВЕЛИН. Ты никогда не учился в Гарварде.

      ГАРРИ. Учился. Клянусь левым соском моей матери.

      ЭВЕЛИН. И чему ты учился в Гарварде?

      ГАРРИ.