Три желания, или Дневник Варвары Лгуновой. Регина Рауэр

я закрыла плотно, посмотрела на вибрирующий телефон, который побелевшими пальцами сжимала.

      Геродот.

      Отец истории, как известно.

      Тот, кто столь настойчиво звонил, для меня тоже отцом истории являлся. А ещё он был профессором археологии и куратором моей группы, что носился с нами уже два года, решал всевозможные проблемы и переживал, как за своих детей.

      И я долго медлила прежде, чем ответить, но… за свои поступки ответ держать надо.

      – Илья Германович? – я произнесла первой, проговорила непривычно робко.

      И внутри что-то ухнуло.

      Оборвалось, будто я с разбегу и вышки прыгнула в ледяную воду реки, как было однажды в детстве. Мы тогда искренне считали, что двадцать седьмого мая после трёх дней жары под тридцать вода успела прогреться, можно купаться.

      Спас меня в тот день Ромка, вытащил.

      – Варвара, здравствуй.

      – Здравствуйте.

      – Через час у вас начнется экзамен. Средние века, кажется?

      – Да.

      Я, пусть он и не мог видеть, кивнула осторожно. Почувствовала, как в голове противно и трусливо зазвенело, похолодело всё внутри.

      Первый экзамен из пяти.

      И если я передумаю, то ещё есть и шанс, и возможность. Только сесть на трамвай и проехать три остановки, перейти дорогу и зайти в корпус, а там пятый этаж и знакомая до боли большая аудитория.

      – Варя…

      – Илья Германович, я уже всё решила, – я перебила его быстро, решительно, пока эта самая решительность меня не покинула.

      – Варя.

      – И заявление я уже написала, – вот это я проговорила совсем скороговоркой.

      И зажмурившись.

      Я боюсь того, что он может сказать?

      Да, боюсь.

      Потому что я точно знаю, что он может… уговорить. Геродот убедит в своей правоте, разложит по полочкам всю мою глупость, и я… останусь. Ещё на год, а там мудрый отец истории снова найдет правильные слова или их даже не потребуется, потому что я смирюсь, напомню сама себе, что до окончания всего курс.

      Поздно рыпаться.

      – Заявление не проблема, – он говорит спокойно и вдумчиво.

      Как всегда, как на лекциях, которые он нам читал на первом курсе, а мы, завороженно слушая, никогда их не пропускали.

      Он же умеет говорить интересно, убедительно.

      И я, оттолкнувшись от двери, выхожу на балкон.

      Мне нужен свежий воздух.

      – Нет.

      – Варя… – в его голосе слышится горечь.

      И я до боли и онемевших пальцев сжимаю телефон, что кажется обжигающе горячим, невозможно тяжёлым. Отшвырнуть бы его, выкинуть, чтобы не говорить, не травить себе душу и в выборе своём не сомневаться.

      – Илья Германович, я не могу.

      – Не хочешь, – он возражает проницательно, усмехается.

      Да.

      Так… честней.

      Мочь могу, но больше не хочу.

      – Что ж… зайди хоть со стариком попрощаться, Варвара Алексеевна, – Геродот вздыхает тяжело и, кажется, смиряется.

      – Зайду, – я, не обращая внимания на слёзы, моргаю и обещаю.

      Честно.

      Я