Три желания, или Дневник Варвары Лгуновой. Регина Рауэр

пока ты вон той тётке крем свой впаривал.

      – А-а-а, – парень протянул задумчиво, почесал, сдвинув бейсболку, затылок и зачем-то вытащил подарочный дневник кислотно-розового цвета. – Вы это, возьмите для Фета, ну чтоб… мне нельзя зубы считать, я их только вылечил.

      Весомый аргумент.

      Стоматолог нынче дорогой.

      – Давай.

      Дневник, протянув руку, я взяла быстро, пообещала передать, уверила, что розовый цвет Фета не смутит и не обидит. И пальцами по спинке скамейки, ожидая, когда это «чудо умное» уйдет куда подальше, я демонстративно забарабанила.

      Только вот «чудо» почему-то не сваливало, переминалось с ноги на ногу и смотрело на меня телячьими глазами.

      Так, что я, тяжело вздохнув, спросила:

      – Ну?

      – Так это… если что, дневник волшебный, – он известил со странной улыбкой. – Всё, что вы напишите сегодня на первой странице до двенадцати ночи, сбудется к началу осени! Есть только одно условие – вы должны вести дневник не реже трёх раз в неделю!..

      Приехали.

      «Чудо умное» оказалось к тому же психом.

      Но… ответить я не успела.

      Поднялась от соседней скамейки ввысь встревоженная детьми стая голубей, скрывая от меня потенциального гостя Канатчиковой дачи, а когда они улетели, парень… исчез. Оставил меня растерянно моргать и оглядываться по сторонам.

      Безрезультатно.

      Последователя Копперфильда и фаната Гудини, даже поднявшись и сделав пару шагов, я нигде не увидела.

      Прижала покрепче к себе дневник, который доказывал, что мальчик был.

      Был, но пропал…

      Точнее, быстро слинял, а потому в волшебство дневника я не поверила. Не кинулась скорей писать желания и радостно прыгать от подобного подарка небес. Я лишь цинично хмыкнула, сунула девчачью мечту в сумку и продолжила ждать Милу. На вечер у нас была запланирована прекрасная программа, которая начиналась с вино-водочного магазина и именовалась «Все мужики сво…»

      Мой любимый Вадик и самая лучшая на свете «Кристиночка», что была и нашей с Милой одноклассницей, определённо заслуживали икоту на весь вечер, а мы – право перемыть им все кости.

      Жаль, не в прямом смысле.

      ***

      За десять минут до полуночи, бросив в кухне-гостиной уснувшую Милу, я в состоянии нестояния поползла в прихожую, к любимо-ненавистному чемодану и сумке, в которой истошно разрывался телефон.

      Звонила мама.

      А у меня звенело в голове от сложной умственной деятельности и нелёгкого выбора. Что же страшнее: узнать, что твоя дочь – алкоголичка, или решить, что её убили в особо извращённой форме, и начать обзванивать морги?

      Мама ведь радикально мыслит.

      Масштабно, так сказать.

      Один пропущенный и всё: я с перерезанным горлом валяюсь в канаве или продана на органы и в рабство одновременно. Пессимистичный у неё, конечно, взгляд на жизнь и полное отсутствие веры в меня.

      Да.

      Поэтому, подумав и прикинув последствия, на звонок я таки ответила, объявила, что спать уже легла, ибо у нас в отличие от Гаваны на дворе ночь. Уверила,