Русские на рубеже эпох. Дмитрий Фаминский

преданности любящего его, порядочного человека. Димитрий уже мечтал о научных открытиях, о северных походах. Видел себя в новом качестве, на пороге свершений. Его романтичная душа обретала в этом чувстве твёрдую почву, основу новой жизни.

      – А я знаю, что ты Таню ещё любишь!

      – С чего это ты взяла?

      – Чувствую!

      – Я тебя люблю! – Димитрий погладил Лену по мягким, светлым волосам.

      – И волосы у меня редкие…

      – Редкого льняного цвета!

      – Выкрутился!

      – Правда.

      – А я всё равно счастлива! Я тебе всё отдам…

      – Ты о чём, милая?

      – Знаешь, женщина, если любит мужчину, то хочет ему помочь в жизни, всю себя вкладывает в его успех! Становится его частью. А продолжение в детях.

      – Успех…

      – Да, да, я тебе помогу, вот увидишь!

      Но Лена скоропостижно скончалась.

      Это оказалось ударом посильнее разрыва с Таней. А вскоре умерла и бабушка Женя.

      Эти события подвели какую-то жирную черту в жизни Димитрия. Он пережил сильнейший эмоциональный стресс, некоторое время вообще не хотел никого видеть и ничем заниматься. Немного оправившись, задумался очень серьёзно. Он то считал себя неудачником, то предполагал, что его преследует злой рок. Наука, тем временем, стремительно разваливалась. Институт хирел. Заниматься исследованиями Ксенофонтов бросил, в том числе и потому, что и сам город, и посёлок без Лены стали ему практически чужими. Как дальше жить молодой мужчина не представлял. Ему двадцать семь, а он уже чувствовал себя почти стариком.

* * *

      Ксенофонтов пробовал ходить в море с рыболовами, перегонять машины из Европы. Не клеилось, не цепляло, да и шишек набил.

      В поисках ответов на мучавшие вопросы Димитрий забрёл к соловецким монахам.

      – Какой, говоришь, помысл?

      – Что со мной ничего плохого не может случиться… – Димитрий впервые вслух произнёс свою сокровенную мысль. Еле выговорил.

      – Хмм… – пожилой, но ещё крепкий монах задумался. Привыкшие к работе руки перебирали простенькие чётки. Обычно сосредоточенное, строгое лицо обращено в море. Вдруг глаза улыбнулись, сделались ясными и как бы наивными, словно у младенца:

      – Это хорошо, что в добрый исход веришь. Господь милостив, спасёт! Но и гордыни у тебя много. Ишь ты, ничего со мной не случится! С кем угодно, что угодно может случиться! Но, Бог спасёт! Только веруй!

      – Да уж случилось… Такое случилось, что и не знаю, как пережить!

      – А про книжку свою у московских профессоров почитай, что в духовной академии преподают, – как будто, не слыша его последних слов, задумчиво произнёс старец, – всё по косточкам разложили…

      – Какую книжку? Я, вроде, ничего не говорил…

      Димитрий несколько месяцев прожил в монастыре трудником. Крестился. Возник даже порыв остаться. Но игумен не благословил. Зато остались у Димитрия от монастыря небольшие познания в Православном