Настасья. Валентина Батищева

вырастут…

      Дома мама рассказала отцу эти новости. Теперь нам придётся покупать юфть с обозов в порту, что совсем не выгодно – либо цену поднимать на готовые сапоги, либо довольствоваться одним злотым с пары, что в два с половиной раза меньше, чем обычно.

      Через три дня к отцу явился капитан с "Быстрой Берты", сделать заказ перед рейсом.

      – Не знаешь ли ты, Фрост, судьбу "Немого"? Ребята предоплату оставили, товар готов, их нет.

      – Не знаю, Тит. Вести тревожные ходят, что пираты у этих берегов объявились, суда грабят, людей в рабство уводят. Никто про "Немого" не слышал.

      – Так не оставляй мне предоплату, Фрост. Прогуляй с ребятами. Сорок пар стоит, хозяев нет. И продать не могу – вдруг вернутся и без сапог, а продам – ребят босыми оставлю, имя своё испорчу.

      – Дело говоришь, Тит. Вернусь – сполна отдам. Не вернусь через две луны – продавай – нет, значится, более "Быстрой Берты".

      Капитан ушёл, отец опустил свои натруженные руки меж колен и понурил голову.

      – Аська, знаю, что ты здесь. Скажи Вику, пусть домой идёт. Скажи, пусть шьёт свои добротные, только и мне пусть помогает. Завтра "Рыжий Джо" должен придти, у меня не всё готово.

      – Скажу, пап. Бегу.

      Я унеслась на берег к дедовой лодке. Вика там не было, как не было и его вещей. Ничего не было, будто и не ночевал он тут никогда. Решила через порт бежать, вдруг Вик там – может, подрядился какое судно грузить.

      Шла, голову выворачивала, глазами искала брата и не заметила на пути возникшую преграду.

      – Ой, – только и смогла сказать, когда врезалась в кого-то.

      Глаза подняла и обомлела: такой красивый! Мама! И смеётся ещё!

      – Ты что, птица-синица, мою душу из тела вытряхнуть хотела?

      – Да не хотела я тебя вытряхивать, нужен ты мне больно, специально, поди, мне навстречу шёл.

      – Да как же я тебе специально навстречу шёл, когда я вправо, ты вправо, я влево, и ты туда же? Так что это ты мне путь преграждала.

      – А раз ты видел, что я вправо, может, и ты вправо? Я влево и ты нарочно влево, а? Птица-синица, – передразнила я его.

      – Эх, ты какая! – выдохнул он с восхищением и, схватив меня за руку, потащил по пирсу. – Пойдём, нож возьму, да язык тебе укорочу.

      – Да ты… отпусти… кричать буду! Люди! – я упиралась что есть сил, пытаясь вырвать руку из его железной хватки, не сдюжила и укусила его за запястье.

      – Ай, – он резко отпустил мою руку, я рухнула на пирс и теперь сидела перед ним, с вытянутыми ногами, укрытыми платьем, как солнцем.

      – Ёмай, оставь девчонку, своя она, Тита, сапожника нашего, дочь.

      – Дядь Захар, здрасьте, – я подняла глаза на шхуну, где с юта за нами наблюдал старый матрос. – Вы Вика не видали?

      "Ёмай" – запрятала имя себе в сердце и показала негоднику язык. Смачно так показала, чуть наизнанку не вывернула.

      А он стоит, глазами синими смеётся, чуб лёгкий бриз развевает.

      – Да как не видеть, видел. Он с "Быстрой Бертой" ушёл. Аська, ты чего? Ася?

      Я уже не