Шесть часов утра. Павел Гушинец

детей растят. А тебе двадцать. И двухтысячный был только вчера. И Калкин такой молодой, и все у него еще впереди.

      А потом смотришь в зеркало и внезапно осознаешь, что тебе, блин, сорок. Стоит рядом молодое поколение, вежливо улыбается в ответ на твои шутки. А шуток этих давно не понимает. И в один из вечеров, когда ты сидишь и шутишь среди приятелей твоих детей, это молодое поколение наконец прорывает:

      – Папа, мы не в теме! Что ты вообще сейчас сказал?

      И ты начинаешь долго и нудно, постоянно сбиваясь и отвлекаясь, рассказывать, кто такой Снусмумрик, почему настоящие герои всегда идут в обход и почему Штирлиц должен остаться. И шутка кажется не такой уж и смешной.

      Тогда ты понимаешь, что они уже другие. И смеются над другими шутками. И они уже другое поколение. И тебе, блин, сорок лет! А то и пятьдесят. А двадцатилетний парень, который все эти годы сидел внутри тебя, давно куда-то свалил.

      Мой приятель Андрей работает в околомедицинской сфере. Начинал с рядового работника, через пару лет стал маленьким начальником, потом руководителем отдела. И наконец пригласили его в одну очень серьезную корпорацию на должность директора.

      Собеседования по скайпу, поездки в региональный офис, в Москву, разговор с каким-то немцем из центрального офиса. Наконец контракт, трудовая книжка и первый рабочий день.

      Андрей в эйфории. Первая директорская должность. Звонит всем, хвастается. И мне звонит.

      – Прикинь, у меня отдельный кабинет! Первый раз в жизни у меня отдельный кабинет!

      – Поздравляю.

      – И секретарь! Я прихожу, а мне представляют. Это, говорят, ваш секретарь, ее зовут Вера. Прикинь, у меня свой секретарь есть!

      Андрей Николаевич смеется в трубку. А я его отлично понимаю. Это внутри него двадцатилетний Андрюха офигевает от кабинета, секретарши, новой должности.

      Еще не привык, еще радуется.

      – Красивая секретарша? – спрашиваю я.

      – Ага! – Андрей переходит на громкий шепот. – Длинноногая такая. Я сейчас выглянул, хотел кофе попросить. А она сидит, ноготь пилит. Ну настоящая секретарша! Я даже постеснялся ее от процесса отвлекать.

      – Ты поосторожнее с ней. У тебя жена. И дети.

      – Да ладно! – беспечно ухмыляется Андрей. – Ей лет двадцать пять, не меньше. Серьезная дама.

      Андрей Николаевич, хочется сказать мне, тебе-то уже почти полтинник. Ты директор большой конторы. Ты сам уже серьезный товарищ.

      А двадцатилетний Андрей смеется.

      Проходит несколько дней, и встречаемся мы с ним на соревнованиях, куда привезли своих потомков. Пока дети с увлечением лупят друг друга, стоим в стороне, разговариваем. Андрей отчего-то грустен и задумчив.

      – Ну как новая работа? – спрашиваю.

      – А-а… – Андрей неопределенно машет рукой.

      – Трудности?

      – Да не в этом дело, – вздыхает. – Трудности я ожидал.

      – Так чего кислый такой?

      – Да почувствовал вчера себя старым идиотом.

      – Ничего себе! Спину