Мертвый час. Валерий Введенский

долг требовали в случаях исключительных, а по истечении срока почти всегда соглашались на перезалог.

      Но все изменилось в 1861 году.

      Крестьян освободили без земли, однако государство предоставило им кредит для ее выкупа. Выдавался он не деньгами, а ценной бумагой, так называемым «выкупным свидетельством». Ими община рассчитывалась с помещиком, получала в собственность землю, а потом в течение сорока девяти лет должна была гасить долг банку, выплачивая ежегодно шесть процентов от суммы, указанной в свидетельстве. Банк, в свою очередь, эти проценты (за вычетом комиссионных[41]) перечислял владельцу выкупного.

      Но у тех помещиков, чьи крестьяне до реформы находись под залогом[42], из этих процентов вычли сумму долга. Получили они сущие копейки.

      – Пересчитав первую выплату, я расплакался. – Даже сейчас, по прошествии почти десятилетия, на глаза Четыркина навернулись слезы. – Подумал-подумал, продал остатки земли, чертовы свидетельства тоже продал, а вырученные средства пустил в оборот. Коммерсантом задумал сделаться. Счел, что занятие сие проще пареной репы: тут купил, здесь продал. Оказалось, нет. Там недоплатили, здесь обманули, что-то стухло, что-то прокисло… Одним словом: выпустили меня в трубу[43]. Попробовал жить куртажом[44], опять же прогорел. Кабы Юленька не зашла в полпивную[45], сгинул бы друг Четыркин.

      – Куда она зашла? – переспросила Сашенька, решив, что ослышалась.

      И без того недоумевала: что, простите, связывает красивую, статную, явно с достатком Юлию Васильевну и сомнительного Глеба Тимофеевича? И вот, здрасте, в полпивной они встретились. Что позабыл там Четыркин, понятно, горе заливал, но с какой целью туда зашла его будущая жена?

      Юлия Васильевна рассмеялась:

      – Вы не ослышались, Глеба Тимофеевича я встретила в полпивной. Однако искала там не его, а приказчика, что траченную молью шубу мне продал. И вдруг, в табачном дыму, прямо как в сказке, увидела свою девичью мечту. Когда-то в Брянске на первом своем балу влюбилась с первого взгляда в красавца-драгуна. Как он танцевал! Как строен был и хорош собой!

      «Какая романтичная история», – решила Сашенька и тут же полезла с расспросами:

      – А вы, Глеб Тимофеевич? Юлию Васильевну узнали?

      – Ну… Не сразу. Она изменилась, лучше стала. Разве может отроковица сравниться со зрелой дамой?

      – Рад видеть вас в добром здравии, – окликнул их мужчина, подымавшийся по лестнице в Нагорную часть.

      – Волобуев, ты разве не в Петербурге? – раскрыл объятия Четыркин.

      – Зуб заболел. Пришлось идти вырывать, – мужчина сухо расцеловался с Глебом Тимофеевичем, однако с видимым удовольствием облобызал ручку его жене.

      – Сочувствую, это так больно, – посочувствовала Юлия Васильевна.

      – Вовсе нет. Жид-дантист меня усыпил последним достижением современной науки, называется «хлороформ». Понюхал и заснул, – пояснил Волобуев. – А кто ваша прелестная спутница?

      – Княгиня

41

Полпроцента из шести.

42

Объектом залога была не сама земля, а «крещенная собственность», крепостные крестьяне.

43

Разорили.

44

Жить на комиссионные.

45

Питейное заведение, в котором подавалось полпиво – малоалкогольный напиток на основе пива. В отличие от пивных туда пускали женщин.