Реки Лондона. Бен Ааронович

одет в великолепный костюм, подчеркивающий широкие плечи и тонкую талию. На вид лет сорок с небольшим, овальное лицо с правильными чертами, темные волосы, старомодно зачесанные на косой пробор. Мне показалось, что глаза у него серые, но тусклый свет фонарей не давал разглядеть как следует. В руке он держал трость с серебряным навершием, и можно было не глядя сказать, что ботинки на нем ручной работы. Единственное, чего ему не хватало, – это молодого цветного бойфренда, и я в случае чего был готов банальнейшим образом позвать полицию.

      Незнакомец двинулся в мою сторону, и я решил, что не ошибся насчет молодого цветного бойфренда.

      – Добрый вечер, – сказал он. Выговор у него был самый что ни на есть классический, как у английских злодеев в голливудских фильмах. – Чем вы тут занимаетесь?

      Я решил не врать.

      – Охочусь на призрака.

      – Занятно. На какого-то определенного?

      – Да, его имя Николас Уоллпенни.

      – Ваше имя и адрес?

      Ни один нормальный лондонец не станет за просто так отвечать первому встречному на такой вопрос.

      – Простите?

      Незнакомец достал из кармана пиджака визитницу.

      – Томас Найтингейл, шеф-инспектор отдела расследования убийств, – представился он, протягивая удостоверение.

      – Констебль Питер Грант, – ошалело произнес я в ответ.

      – Участок Черинг-Кросс?

      – Да, сэр.

      Он улыбнулся странной улыбкой.

      – Работайте дальше, констебль, – сказал он и, развернувшись, неспешно направился в сторону Джеймс-стрит.

      Ура. Я только что сообщил шеф-инспектору отдела расследования убийств, что ловлю призраков. Соответственно, если он поверил, то решил, что у меня поехала крыша. А если нет – подумал, что я тут пытаюсь снять какого-нибудь парня, дабы предаться непристойным действиям в нарушение общественного порядка.

      Между тем искомый призрак так и не соизволил явиться.

      Вам когда-нибудь случалось убегать из дома? Я за свою жизнь проделал это дважды. В первый раз в девятилетнем возрасте, тогда я дошел лишь до «Аргоса» на Кэмден Хай-стрит. А второй раз, в четырнадцать, – аж до железнодорожной станции Истон, и уже просматривал расписание, как вдруг решил вернуться. Ни в первый, ни во второй раз меня не искали, чтобы отвести домой, – и в обоих случаях мама вряд ли успевала заметить мое отсутствие. Папа так уж точно не успевал.

      Оба этих приключения закончились одинаково – я просто в какой-то момент понимал, что мне так или иначе придется вернуться домой. Для меня, девятилетнего пацана, «Аргос» был границей изведанного мира. Дальше, за этой гранью, были станция метро и большое здание со статуями кошек, а еще дальше – другие улицы, по которым катили автобусы, везущие людей в унылые и пустые, пропахшие пивом клубы в подвальных этажах.

      В четырнадцать я стал более сознательным. У меня не было знакомых ни в одном городе из железнодорожного расписания, и я сомневался, что, если уеду куда-нибудь, мне там будет лучше, чем в Лондоне. Денег у меня, вероятно,